Там, где растет синий

– Увидите скоро, сейчас главное – чтобы глаза привыкли, и ещё важно самому правильно настроиться. Сейчас я покажу, как можно, – сказал БомБом.

Хамернап закрыл глаза и сморщился, а потом стал так искренне всхлипывать, словно что-то у него случайное в жизни произошло.

– Что случилось? – удивился стратег.

– Не волнуйтесь за меня, это негрустные слёзы, я просто вспомнил, как сидел тут в самый первый раз, – БомБом убрал влажность с лица растительным рукавом. – Я так настраиваюсь, – пояснил он. – Попробуйте тоже, выдайте эмоцию.

Стратег начал силиться, хотел было расплакаться или прыснуть со смеху, но совсем ни звука не вышло наружу.

– Что-то у меня не очень…

– Нет-нет, всё хорошо, смотрите!

Сэвен взглянул туда, куда хамернап устремлял свои тонкие корявые пальцы, и увидел, как там тянулось что-то по воздуху, ползло такими выпуклыми цветастыми фигурами. Это были не фальшивые уподобления, не галлюционные кальки с предметов – это было новое нечто, словами не выразишь.

– Вот они, – продолжая рыдать, пел хамернап.

Под небом, на молочном участке горизонта, где разделение ещё не так чётко (верх и низ в одной плоскости), порхали эфемерные образования, которые сначала можно было принять за мнимые, но вскоре становилось понятно, что они сами реальны не меньше, чем впечатления от них.

– Это моя была ностальгия, а теперь туда смотрите – это ваши ощущения!

Он показал рукой на тот участок над пропастью, где не вызревали облака, но двигалась какая-то канитель, длинное мешковатое воспламенение.

– Моя эмоция?

– Да, похоже на радости от открытий, отяжелённые стрессом.

– И куда они сейчас, эти нервные радости?

– Они поднимаются вверх или опускаются вниз, они постепенно оседают в других слоях жизни, образуя материю, ориентиры, образуя существ разных, явления и случайности, – это всё они. Раньше мы думали, что и броны так же образованы – из чьих-то эмоций, но потом перестали об этом думать.

– Надо же, чего тут только нет…

– Этот холм превращений – единственное место во всеобщем, где можно увидеть передвижение эмоций. Говорят, когда-то тут проводили испытания прибора для быстрого предъявления зрительных раздражителей (тахисто) и как-то случайно поменяли среду, заставили её запоминать изменения и воспроизводить их.

– Кто догадался испытывать такой прибор в Паредем?

БомБом зашевелился и пошёл колесом, как будто собирался уйти от темы, но, так как хамернапы совершенно не владели ни одним речевым ухищрением, ему пришлось говорить как есть:

– Это не очень хорошая история для холма превращения, но если хозяин спрашивает… Вот в чём рассказ: однажды сюда забрался какой-то человек. Он был растерян, и мы приняли его за гостя, и мы показали ему дождь и как мы веселимся, если хорошая идея поймана. И он стал жить с нами, как друг, и всё было хорошо до тех пор, пока здесь не появился этот прибор… Броны стали изобретать то, что этот прибор просил. Плохие моменты для Паредем.

– Что тогда изобрели?

– Будки со священниками, семью в аренду, делатель снежков…

– А что в делателе снежков плохого? – рассмеялся Сэвен.

– Получаются идеальные снежки, а снежки не могут быть идеальными.

– Почему?

– Снежки – это то, что отражает форму ладоней, нет, они не должны быть идеальными, неужели вы не понимаете? – разволновался хамернап.

– Конечно, понимаю, БомБом, вот только зря вы испугались того парня: он был обычным предпринимателем.

– Броны тогда устроили большое собрание и решили изгнать человека, который заставил их изобрести такую страшную вещь, как делатель снежков… И ещё броны решили, что человек больше никогда сюда не проберётся без приглашения, и мы поставили хорошую защиту на Паредем.

– Что это за защита?

– Имитация отсутствия (пустотный балдахин). Мы защищаемся как растения – не подаём признаков жизни. Обычные люди никогда не смогут нас заметить.

– Может, это и к лучшему, – заметил стратег серьёзно.

В этот момент толстый вибрирующий комок взвился на манер фейерверка, затянулся наглухо в узел и понёсся по воздуху куда-то вверх, прихватив с собой все остальные фигуры.

– Это любовь, она полетела в Там.

– Красиво.

– Это не только самая изящная эмоция, но и самая сильная: видите, она всё с собой утянула.

– Вижу. Скажи мне, хамернап, ведь это всё добрые фигуры, но где же зло? Где тут зло?

Хамернап опять задвигался в мучительном извивании, вынужденный делать то, что не хотелось делать. Но выбирать он не мог: хамернапы не понимали, что такое ложь, они не могли говорить о том, чего не существовало, и потому выкладывали всегда всё, что знали.

– Зло – это разъединение, разрушение связей. Его нельзя увидеть или почувствовать, оно может возникнуть где угодно и уничтожить всё или что-нибудь. Поэтому броны тут борются со злом всё время: стараются его не допускать… И кстати, в этой связи мы осторожно относимся к людям: они не умеют различать, где что, порушат по ошибке какую-нибудь границу между тем и тем и даже не заметят.

– Я не уверен насчёт себя, умею ли я различать…