Там, где растет синий

Опять она покрутила головой по сторонам, немного подождала – но никакого ответа. Дальше говорила:

На заборе тонком разбросаны банты, завязаны в сети узорчатые. Шерстяные кошки лежат в них, как в гамаках, – звери. Кошатница Глама мастерит узлы. Узловые кошки декорируют заборы, заборы не возражают. Глама – новый пророк.

Она говорит, а у неё уже руки наперекосяк, волосы копошатся, дрожит голень – вошла в какую-то роль и не вышла, это для неё привычный как будто процесс, но всё же она искажена теперь немного. Из накладного рта продолжает лететь с удвоенной силой:

–  Громкий день начинается, ткани врываются в тела, и в медленной пробке стоят облака. Звуки как они есть, цвета – без искажений. И странно, что падают ангелы. Хотя здесь что ангелы, что снег…

Девушка положила руки на лицо и начала выкручивать один из ртов, который хуже было видно, потому что он за поверхностным спрятан; рот крутился, лицо перекраивалось, но у неё получалось ещё кричать через что-то:

– Ну почему ты молчишь? Чего тебе надо ещё?..

От этих манипуляций второй рот вскоре как будто починился, из него пошёл какой-то хрип сначала, потом слова более внятные полезли, в итоге вот что он вещал:

– Слушайте! Развалился диапазон. Из метода чудище свалялось, система решётками выпроизвелась, и на толстой эмпирической почве народились пылинки неприкаянные, они же – новые ценности, ни к чему не прикреплённые, не из чего не вытащенные, а такие сами по себе угловатые кривоформые обозначения, промахнувшиеся и мимо культуры, и мимо знания, но чрезвычайно не похожие ни на что и оттого величественные и для близоруких, и для тех, кто с лупами подобрался.

С лупами модно стало расхаживать, изображать очкарика, да и глаза кажутся большими, разукрашенные ресницы и лупа – тренд, а дальше как повезёт – через эти глаза смотреть-то особо не получалось, одно хорошо – красиво по меркам, а мерки – историческая твердь, неважно, что история не в почёте, иные тверди и теперь выжили, хотя и раскрошенные на клею, но претендуют на это же слово.

По пальцам проходил разряд вдруг, и это была совсем уж не молния, а сигарета кончилась на указательном, в этом обнаружили смысл тоже, и понародилось искусство такое – выискивать в мелочах мелочи, и стало это вроде как сокровенным, интуитивные чудеса.

Изобретатель Щупика в героя вывелся, отличивший западню от востокотни учёным стал, но это только начало было – системы сломались, и теперь кроить можно было без разбора, но с разбором лучше выходило, потому что разбирание казалось прорывом, а собравших – в небожители… Привела бы Римскую империю в пример, да только ывапролд еаплро аоро…

Девушка прокрутила рот, как ручку настройки старого радиоприёмника.

– Привела бы Римскую империю в пример, да только падают ангелы… Хотя здесь что ангелы, что снег.

Сэвен догадался, что девушка то одним, то другим ртом говорила, импровизировала, что ли, или случился припадок. Заметить несложно было, какой из ртов был у неё в фаворитах – поверхностный, а второй тот (главный рот) она всё больше терзала, выкручивала, хлопала по нему или принималась вдруг ожесточённо так давить оттуда, как будто в нём гадость какая застряла. Теперь, когда речь вся вышла, она села обессиленная в угол и неожиданно так засмеялась, засмеялась обоими ртами, как будто в этом во всём было что-то смешное.

Стратег хотел было выйти и спросить, уточнить ему хотелось бы, в чём же состояла идея этого тягомота, но тут само собой разрешилось: девушка прислонила руку к губам и сняла поверхностный рот, как будто это была плень или нашлёпка из слюды.

– Вуаля, плоская шутка!

Рыжая засмеялась, вскочила и швырнула рот прямо в ту щёлку, к которой прижато было лицо Сэвена.

– Ахт!

Он тут же среагировал, отстранился, и нашлёпка мимо пролетела куда-то в лес. Выругавшись повторно, стратег мгновенно распрощался с интересом к продолжению и побежал со всех ног прочь оттуда, не замечая, чем она его окрикивает. Он нёсся по чаще на железных ногах, шагал, моргал и успокоиться не мог: давненько ему не приходилось встречать людей, которые с такой смелостью выкидывают из себя слова, не дающие никакой мысли. В последний раз это было на каком-то политическом митинге, за посещение которого деньги платили (можно было потерпеть). Теперь же он сильно недоволен был тем обстоятельством, что у него реальности сдвиг, что у него система вдребезги: силится рассуждать, но даже раскраивать ситуацию не получается, всё мимо сути.