Там, где растет синий

Этот лес, он был мало похож на те леса, что Сэвен видел на большой земле. Почти все деревья тут то цвели, то плодоносили, и в другом состоянии их очень сложно было застать. Плодов для еды они, конечно, не давали, но вместо них на ветках можно было обнаружить самые разные штуки: от хамернапьих носков (хамернапам всё-таки удалось довести дерево до такого состояния, что носки на нём вырастали сами) до маленьких ветвистых копий родителя. Были и такие деревья, на которых появлялись разноцветные, как будто плетёные шарики, где потом спали крохотные древесные птицы. Ещё на некоторых романтичных лиственных вызревали подсвечники, в которые хамернапы любили складывать тёплый дневной свет: солнечные зайчики, свечи из смолы и все устойчивые отражения мира (кроме прочего, хаус-эльфы знали и хранили секрет сохранения всяческих отражений).

Помимо удивительных деревьев, здесь ещё можно было встретить гибиндры – это были такие отсеки в пространстве, в которые можно было что-нибудь положить, а потом найти в другом месте в тот самый момент, когда оно пригодится. Гибиндры иногда меняли вещи, придавали им новые свойства, и в этом смысле они очень нравились вечно ищущим вдохновения бронам. Да и стратегу было интересно иногда в это поиграть. Однажды, например, он положил в гибиндр голову, и ничего не произошло сразу, но потом как-то он стоял около озера, смотрел в воду и нашёл себя, не в прямом смысле, но нашёл себя довольно привлекательным – так вот неожиданно сработал этот прибор-неприбор, но природное чудо.

…В какой-то момент лес расплотнел, и тогда именно перед Сэвеном выросла вдруг ситуативная лавка, то есть тут не написано было нигде, какая это лавка, но он как-то сразу подумал, что это именно ситуативная лавка, хотя раньше таких никогда нигде не видел.

ЧУДИКИ Два рта на лице

Он подошёл сбоку на правом носке и левом мыске, изучил обстоятельно манускрипт трещин, выбрал отверстие пошире и осторожно внедрил в него свой глаз. Там внутри предметов не наблюдалось никаких, стены росли, и это весь интерьер, хотя ещё кое-что было. Внутри сидела девушка с рыжими волосами, и она была красивая очень, если не замечать того, что у неё было два рта, то есть рот один, но он так голографически разъединялся на два, что можно было ошибиться вначале. «Основной рот» пока молчал, а вот из поверхностного текла какая-то речь, Сэвен стал старательно прислушиваться, и вот что он смог разобрать:

–  Гуталиновый торт не привезли, чёрного дня не будет, но тут такое дело: в белых волосах, на тонкой ноге стоит карманная девочка, которая предлагает о себе позаботиться, в душу себя положить и накидать туда же ценностей, образования, манер. Такого она просит.

Девушка села более удобно, как будто настраиваясь на что-то, ожидая комментарий, но его не последовало ниоткуда. Она продолжала:

–  Стоячие воды и пушистые пунши, спокойные планы, стрелки, мемориальные павшие белки в космосе и вне. Привыкшие складывают оригами из сигарет, остальные, как я, – спора без ножки, смотрят на стекло в окне и видят в нём разводы от атмосферных явлений. Большой корпоратив гибели мира.

Оглянулась, как будто испуганно почувствовала что-то, но потом вернулась к себе, прошлая поза, продолжает:

– А внутри стены липкие потусторонние мужчины переползают снизу вверх прямо к моему языку, пытаясь выманить из меня кусочек лёгкости. Выходит лёгкость или жизненная сила. Гуляю по улице, как два в одном. Любовь пришла – и отёки тела.

Голос усиливался:

–  Ещё это есть – интерпретация прошлого. Шаманы везут костры в тёплые страны. Рождается чудик как чудо. Эпоха граней, тонкая, еле осознанная. Спасаются навеванием, надеванием касок, платьев, слёз, историй, чужих страхов и своих своеобразий образных – поиск мотивов. Резюме: пачками в Вифлеем ломятся.