Там, в гостях

На месте я сразу выяснил, что в Индии Августус ни дня не занимался йогой. Я пошутил о хрустальных шарах и лежании на гвоздях, на что Августус ответил вежливой задумчивой гримасой и грустной улыбкой. На следующей встрече он с напускной беззаботностью заметил, что все великие учителя-мистики сходятся во мнении, будто подобные практики препятствуют просветлению; в лучшем случае ведут к физическому тщеславию и одержимости сексом, в худшем – могут даровать определенные духовные силы, которые неизбежно сопровождаются гордыней, манией величия и безумием… Тем не менее обещание духовных сил вызывало трепет. Хотелось расспросить о них подробнее, но я сдержался: после проявленной ранее бестактности лучше было держать рот на замке.

Так чем же занимался Августус, покинув колледж? Об этом я узнавал долго и понемногу. Августус, несомненно, ждал, пока мой интерес перестанет быть праздным. К тому же мне многое предстояло освоить, прежде чем я понял бы, о чем он говорит. Начал он с того, что стал одалживать мне книги: Вивекананда, брат Лоренс, Уильям Джеймс, «Бхагавадгита», Томас Келли, Эвелин Андерхилл. Какие-то я проглотил, через какие-то пришлось продираться в духе эстетического умерщвления плоти, воюя с тошнотворным вокабуляром, неряшливым стилем или же самой обыкновенной смертной скукой, докапываясь до того ценного, что, по заверениям Августуса, лежит под поверхностью.

А потом, внезапно, как-то раз он заговорил о монастыре. Обитель находилась в гималайском предгорье, среди сосен и кедров. Долины внизу неделями скрывались под облаками, а потом погода вдруг менялась, обнажая огромные заснеженные пики горной гряды вдоль тибетской границы.

– Туристы, что поднимаются в Дарджилинг[95] взглянуть на них, говорят: «О, как прекрасно!» Эти горы воистину прекрасны, хотя представить что-нибудь столь же далекое от привычных стандартов живописности невозможно. Тебя встречает нечто бесконечно далекое и грозное. Горы как будто говорят тебе: «Да, это другой мир, и он не для мелких тварей, подобных тебе. В своей недостойности ты не протянул бы среди нас и мгновения. От тебя сейчас требуется лишь одно – помнить о нашем существовании».

Монастырь был посвящен созерцанию Брахмана – божества без формы и атрибутов. Таким образом, там не было ни кумирни, ни даже образов или картин с изображением богов или святых. Никаких ритуалов и поклонений, общей молитвы и песнопений. Монастырь вообще жил без расписания. Медитируешь когда удобно, у себя в келье, один.

Поначалу Августус с трудом переносил царившую там тишину.

– Только потом осознаешь, что неверен твой собственный ритм. Там считалось, что человек воспринимает свою жизнь престиссимо[96] и занимается одним и тем же, как некий дирижер-любитель, совершенно не видящий замысла композитора.

Августус провел в монастыре лето, но и оно показалось ему суровым, ведь в ту пору он более или менее оставался прежним, лондонским Августусом. Однако время шло, минули месяцы, и наступила зима; выпал глубокий снег. В крохотных квадратных кельях не было отопления, приходилось накрываться парой одеял и даже в помещении носить шерстяную шапочку с ушами. Тогда-то Августус и отпустил бороду. («Сперва просто хочешь держать лицо в тепле, потом привыкаешь к ней, а после признаешься, что она скрывает немужественный подбородок».) Монахи были приятными и дружелюбными людьми, но лишь один из них разговаривал по-английски – да и то медленно и с большим трудом. В библиотеке хранились книги на бенгали и санскрите. Зимняя диета строго ограничивалась рисом и овощами, в основном сушеной тыквой. Порой погода не давала по несколько дней кряду выбраться на улицу. Я слушал, не сдерживая смеха, сквозь который вздрагивал. Перспектива жить в такой скукоте подавляла, точно горы, а ведь единственным средством борьбы с тоской была медитация!

Именно за год, проведенный в монастыре, Августус убедился в реальности «этого самого». Само по себе это не сильно меня впечатлило: в подобном окружении еще и не в том себя убедишь. Впечатлило же то, что свою убежденность Августус вынес из Индии и сохранил тут, в Калифорнии.

Весь день от Пола не было вестей. Впрочем, неудивительно. Наверняка он не смог совладать с Августусом и теперь дуется и винит меня.

Хотя не позвонил и Августус… Злится на меня за то, что я потратил его время на столь упрямого и неотзывчивого человека? Нет, это не в духе Августуса. К тому же Пол ему точно интересен.

К тому времени, как я вернулся домой и съел ранний ужин, мне стало по-настоящему любопытно. Вечерняя медитация Августуса – или «третья стража», как он ее называл – уже должна была завершиться, так что я ему позвонил. Трубку не сняли. Через полчаса я позвонил еще раз. Мне снова не ответили. Тогда я подумал: не съездить ли к нему? Нет, сперва еще раз попытаю счастья и позвоню.

– А, Кристофер! Поразительно! Вот и впрямь еще одно доказательство – а больше их и не надо – существования экстрасенсорики. Я только-только хотел сам тебе позвонить…

– Я звонил тебе несколько раз. Ты был на улице?