Там, впереди

Ну, достала я его чемоданчик, осторожно, чтобы особенно в нем не буровить, ножницами крючки со всех удочек отстригла и за телевизор положила. Вечером обыкновенно шурум-бурум, четвертинку в рюкзак, закуску тоже — езжай, дорогой мой муж Гриша, отдыхай от трудов!.. Вот, значит, является он в субботу поздно вечером, жалуется — бур затопился, лед что железный, наломал спину, рук-ног не чувствует. «А рыба, Кать, не берет, только ерши с ноготь. Я и не стал их в рюкзак класть, чего тебе пальцы колоть». — «Ладно, говорю, шут с ней, рыбой этой, отправляйся в душ, да ужинать будем…» А как только он ушел — я шасть к чемоданчику. Открыла — удочки как были без крючков, так и остались. «С легким паром, Гриша, — говорю, когда он после душа предъявился. — А скажи мне, муж дорогой, где это тебя нечистая носила?» Так он, представьте, сплошное удивление делает на лице: «Ну что ты, Кать, рыбалка же!» — «Рыбалка? — говорю. — А отчего это ни на одной твоей удочке крючков нету?» Глянул он, глазами по серванту да по стенам забегал: «Не может быть!» — «Может, может, вон чемоданчик стоит, проверь…» Ну, хитрый, змей, копается, волынку тянет, потом объяснять начинает: «Ну не иначе это опять Ленька с шарикоподшипникового подшутил. Его, черта, хлебом не корми, а дай только каверзу учинить». — «И не надо, говорю, тебе Леньку хлебом кормить. Ни при чем он». — «Ты думаешь? Значит, еще кто позабавился. Там, понимаешь, большая компания была, кто их разберет…»

Тут я, слов больше не тратя, достаю из-за телевизора свою добычу и показываю ему: «Вот, дорогой ты мой муж Гриша, твои крючки где, я их еще вчера обрезала, а ты, выходит, и чемоданчика не раскрывал. Чего делать теперь будем? Сразу делиться или сначала законный развод возьмем?» Да его шапкой ему по шеям, по шеям…

Нет, вы не думайте, что он какой-то такой, Гриша, — он добрый, работящий. А что сблудил, так вон их сколько, нынешних модниц, на чужих мужиков глаза без разбору пялят — джинсики в обтяжечку, да иные грязные, хоть бы и на тряпки пол мыть в коридоре, с ресниц черный жир каплет, словно уже в гробу лежит, через голову ветер свистит. Чего в них и женского-то? Так мужики — они со придурью, как те коты, им бы где ни пошататься, чего ни лизнуть на пробу…

Ну, поманежила я его всячески, неделю до печенок распекала, а потом думаю: дура я набитая, чтобы такого мужа вертихвостке какой ни за что ни про что отдавать? Отдать-то легко, а потом поди поищи. Нет, шиш ей с маслом, ты еще удостойся такого, найди!.. Ну, помирились потом. Только на зимнюю рыбалку ходу ему больше нет. Он-то говорит: «Ладно, летом вместе ездить будем. И Светку, дочку, брать. На бережку, на свежем воздухе ушицу сварим…» Да чего про лето, там видно будет, верно? А зимой пусть по выходным со мной дома сидит или в кино с нами ходит — сам себе дорожку окоротил, так и терпи, не скрипи… Только вы ему про мой разговор ни-ни, получил, и хватит, работа у него нервная, я и так про всякие дорожные происшествия слушать не могу…

1982

ЕДЕМ, ЕДЕМ!..

Не знаю, как следят за погодой и переживают ее капризы агрономы, — говорят, что они кое-где заняты главным образом составлением отчетов, а в канцелярии не дует, не метет и не дождит. Да и что им погода зимой? Озими примело, прикрыло — и ладно, а больше ли снегу, меньше ли, это еще ничего не значит, важно, как весна им распорядится, сразу водой в разливы сбросит или не спеша станет землю поить. А вот для зимнего рыболова погода — наипервейшее дело. И не в смысле соображений — холодно, не холодно, вьюжит или не очень, замерзну или не замерзну. Пустое все это, скорее железо станет хрупким, как сахар, чем зимний рыбак убоится всяческих там «переохлаждений». Соображения другие — как рыба себя будет чувствовать, станет ли клевать. Такая уж она привередливая на погоду — не то склеротичка, не то ревматичка, не то роза-мимоза, чуть что не так, и никакой тебе отзывчивости ни на разнообразнейшие насадки, ни на ухищрения мастерства. И потому с вечера рыбак, звоня рыбаку, переходит на трагические тона, как Гамлет в исполнении Смоктуновского:

— На барометр смотрел?

— Тоже вопрос!.. Падает он, подлец.

— Медленнее, правда, чем в прошлый раз. А?

— Вроде медленнее. Но падает.

— Кислое дело.

— Ага. И с горчичкой вдобавок.

— Может, барометры наши врут?

— Было такое подозрение. Проинформировался. У приятелей то же самое.

— А ветер? Видал, как выкозюливается?

— И не говори, на северо-восток, негодяй, поворачивает.

— Хуже не бывает.

— Куда уж хуже!

Пауза. Шум дыхания в телефонной трубке. Полувопрос:

— Так что, может, не поедем?

— Да ты что, спятил? Чего это мы, как дураки, дома сидеть будем?

— Семье тоже внимание надо уделить. И дела.

— А если другие поедут и обловятся? Мало что бывает!

— Это верно.

— Нет, нет, никаких разговоров — едем!..

Принесли вечерние газеты. Телефоны трещат опять:

— Читал? Мороз только ночью до восемнадцати, а днем от одного до пяти. Вдохновляюще!

— Да ведь прошлый раз тоже обещали до пяти, а получилось девятнадцать.