— На барина своего. Не так чтоб и давно было, у всех на памяти… Он, барин, так их обмежевал, что куда скотина ни пойди, все на его земле оказывается. Ну, ее тут же заарестовывают, а чтоб назад получить, выкуп гони. Совсем некуда деваться. Посоветовались они с одним человеком из волости, — может, дескать, «чярю» жалобу подать? «Это можно, — сказал тот человек, — да вдруг царь обидится, казаков пришлет? Всыпят плетками, чтобы попусту не беспокоили. Вы для верности прямо богу пишите, только с попом присоветуйтесь…» У них, у валуйских, своей церкви нету, в Сосновку на дрогах заскрипели. Говорят попу — так и так, вот у нас какое дело. А попу как тут выворачиваться? Покумекал да и говорит — вы, говорит, пишите, бог милостив, только писанину вашу сами на колокольню и отнесите, там к небу поближе… Наняли они писаря при базаре, настрочил он им жалобу аж на трояк с четвертаком, тем же вечером ее на колокольню и вознесли. Год ждут, два — нету никакого знаку. Они опять к попу, — дескать, когда же решение выйдет? А он им: «Я, миряне, сам под богом хожу, негоже мне от него ответа востребовать. Опять же дел у него много, миром правит, звездами, луной тоже. Ваши-то Валуи, если оттуда глядеть, меньше макового зерна. Ждите, стало быть, добывайте в поте лица, грешите поменьше — авось и выйдет чего». Вот и ждали. По-обезьяньи и выходило, без понимания. Хорошо, революция помещика сковырнула да земля им отошла, а то сколько бы еще маялись.
— А ты, Астах, обезьяну видел?
— Видел.
— Где?
— В овине придремал — там и явилась.
— Какая же с облика-то?
— Долго рассказывать, а мне домой пора. Сам нагляди…
Рассказал кто-то из шерстобитов Астаху сказку про три желания. Шерстобиты люди вольные, ходят в предзимье из деревни в деревню, из хаты в хату, много о чем наслышаны. Астах же через некоторое время все на Ваську Круглова перевел, благо тот по добродушности своей на задирки не серчал.
— Вот приходит мужичок тот, который все сполнять умеет, к Ваське, говорит, значится, ему: «Загадывай ты, Василий, три раза про что хочешь, все как есть по загаду сделается». Думал Васька, думал, аж скотине корма задать позабыл, да и ляпнул: «Хочу четверть водки и пуд сала!» — «Ладно, — сказал мужичок, — представлю в натуральном виде. А по второму разу чего?» — «По второму разу, — говорит Васька, — еще четверть водки-то да пуд сала. Гулять буду!» — «Эк тебя на одно все тянет, — удивился мужичок. — Тогда давай сразу и по третьему разу. Может, царем хочешь быть? Своего-то вы скинули, да я тебя в другом царстве-государстве устрою, это мне раз плюнуть!» Опять поскреб Васька в затылке, все же на троне посидеть ему завлекательно, однако под конец засумлевался: «Не-е, говорит, в цари мне неохота. Да и скинут опять же, на лестнице приступки боками считать доведется, ну ее к черту! И в чужие края подаваться боязно, дома и солома едома, а там неизвестно. Я лучше тут хрестьянствовать буду, вон и земля от помещиков нам отошла. Так что давай ты мне и по третьему разу четверть водки да пуд сала. Вот еще хлеба печеного подбавил бы, а то на своем до новины эвон как далеко тянуть…» Ну, видит мужичок, что на охламона попал, не стал дальше и связываться, шиш под нос Ваське сунул да за дверь. Как не было.
— А тебе доведись, — поддразнивали мужики, — ты чего бы возжелал?
— Примерял и на себя, — признавался Астах. — Сперва подумал — сапоги попрошу. Потом дотумкал — валенки еще у меня ничего, кожей подошью и еще зимы две прохожу. Летом же сапоги и вовсе без надобности, нога в них преет. Так по попервости выдал бы он мне лампу-десятилинейку с запасным пузырьком, от коптилки сажа в носу и глаз мутнеет. По второму доставил бы он мне бо-ольшую книгу про все на свете, да сама бы она читалась на слух — лежал бы я на печке в теплыни и узнавал бы чего ни возьми. А по третьему — сделал бы колодец около моей хаты. Мы-то, сами знаете, на десять сажен землю проколупали, глины сколько выволокли, вода же не сочит. Из речки на горку ее, черта, таскать вовсе неспособно: девки носят — под коромыслом горбятся, зимой в бочках возим — кони на взлобке от натуги припадают, зубы об лед бьют. Так сделался бы колодец — вон как любо-дорого, и водичка вот она, и люди около хаты толкутся, мне жить веселее… Дак не пришел тот мужичок ко мне, к Ваське поперся. Тоже, должно быть, приошибся или кто указал неправильно…
— А как тебя царем сделать в каком другом краю?
— Мелешь тоже, — отмахивался Астах. — Раз уж зачалась она, революция, так с царства в любом месте кувыркнешься вверх лаптями. На хрестьянстве-то, при земле, место потверже — куда с нее скинешь? Ты не знаешь, я не знаю, никто не знает. Некуда!
СВОИ МЫ
Первым школьным сочинением Сережки были три фразы: «Трава вырабатывается из земли. Корова вырабатывается из травы. Молоко вырабатывается из коровы». Дома смеялись: «Шедевр новой литературы!» Он обижался:
— Я правду написал. Нет, что ли?