Там за Гиндукушем

Номер без ванной, без душа. Рукомойник на стене, фарфоровый таз на табурете под рукомойником. За занавеской.

Пока приводил себя в порядок и переодевался, вспоминал разговор с Дзебоевым. Думал. Голос Кунигунды воспринимал как шум ручья. Что-то очень близкое, естественное по своей природе, но информационно не воспринимаемое.

Когда вышел из-за занавески, увидел: Уна ничком лежит посреди комнаты на ковре, уткнувшись лицом в сложенные ладони. Она плачет, тихонечко скулит, как щенок. Причитает. Разобрать можно только одно слово: «Джон»!

Кудашев опустился на колени, потом прилёг рядом с Уной. Прижался лицом к её плечику. Гладил её по голове.

Уна повернулась к Александру Георгиевичу, прижалась к его груди мокрым лицом. Кудашев губами снял с её щеки слезинку, потом вторую, третью.

Уна поцеловала его в губы. Спросила:

– Ты меня бросил?

Кудашев ответил поцелуем.

Кунигунда привстала, села, скрестив ноги.

– Где ты был, Джон? Я ждала тебя всю ночь. Боялась. Боялась услышать дурную новость, узнать о твоей смерти…

– Не ревнуй, – ответил Кудашев. – Я не хожу по весёлым домам.

– Я знаю, – сказала Уна, – от тебя не пахнет женщиной. Я боялась не измены, боялась смерти.

– Мне пришлось провести эту ночь с нужными людьми, обсуждая некоторые вопросы, касающиеся последних  событий в Исфахане. Знаешь, о чём говорю. Тебе нужно уехать. Хоть на несколько месяцев. Я смогу действовать на месте энергичнее, если не буду беспокоиться о тебе!

– Уедем вместе!

– Я – не так скоро. У меня есть обязательства перед лицами, которые сделали очень многое для нас!

– Ты меня любишь?

– Да, – сказал Александр Георгиевич.

– А меня об этом не спросишь?

– Разве нужны слова? Мне достаточно чувства и интуиции…

– Да, Джоннни, ты сам по себе – существо живой природы, не испорченный тем, что мы называем благами цивилизации. От тебя лесом пахнет, водами большого озера… Ты не юрист, не разведчик. Они женщину одним этим вопросом замучили бы!

– Я, Уна, как собака. Смотрю в глаза и всё знаю. Меня за холку потрепали, а я лизну в лицо от полноты чувств! Здесь не обманешь!

– Это точно, – вздохнула Уна. – Но биолог должен знать: женщина любит ушами! Ей о любви нужно говорить семьсот раз в день. Всё равно будет мало! Зато для самочувствия полезно.

Вместо ответа Кудашев поцеловал Уну. Долго долго!

Освободившись, она вздохнула, посерьёзнела. Тихо спросила:

– Ты не свободен? Кто она?

– Простая скромная девочка. Сирота. Живет в маленьком доме далеко далеко за синим морем и высокими горами. У своей тётушки.  Ждёт меня. Ждёт нашего ребёнка…

Уна долго молчала. Потом вздохнула:

– Хорошая девочка.  Хотела бы я быть на её месте!

***

В Исфахан Кудашев возвращался один. Кунигунда осталась в Тегеране.

– Прости, Джон, – сказала она Кудашеву при прощании. – У меня есть работа. Много материала скопилось. Нужно писать. В Петланде, кроме налогов на недвижимость, ничего нет. Как видишь, я тоже зарабатываю на жизнь своим трудом! Мои репортажи из Тегерана прилично оплачиваются. И не только «Таймс». Репортажи из Эдинбурга мало кого заинтересуют! Так что, пиши письма. Я буду ждать. Сегодня ночью я написала тебе моё первое письмо. Вернее, два. Одно – очень личное. Второе – скорее статья этнографического плана. Она еще потребует работы. Буду счастлива, если чтение моих писем скрасит твой одинокий привал в дороге!

***

Документ № 74

Рукопись статьи в «Таймс».

Уна СКОТТ,

наш корреспондент в Персии.

«Персидские бани, Ашура, Новый год, летоисчисление по лунному календарю в Исфахане и Шахсей-вахсей».

Для европейской женщины, желающей в непринуждённой обстановке попрактиковаться в разговорном фарси, узнать последние городские новости, расслабиться, не попадая под внимательные взгляды мужчин, нет лучше места, чем женская исфаханская баня. Хаммам по-персидски!

Для прекрасной половины народонаселения Исфахана баня значит то же самое, что для светской европейской женщины опера, модный магазин, ночной ресторан или розыгрыш Эпсомского Дерби на Аскотском ипподроме в Англии. С одной спецификой: без мужчин, конечно! Отдых, развлечение, выход в свет, возможность неформального общения. Знакомство в бане никого ни к чему не обязывает, поэтому разговоры, ведущиеся там, более откровенны. Однако, в бане есть возможность завязать весьма нтересные и полезные знакомства.

Не говоря уж о первостепенных назначениях бани – гигиеническом и даже оздоровительном!

Рождённые в Древнем Риме как «термы», получившие своё развитие и распространение в Византии, в Османской империи уже назывались «хамам» (в Исфахане произносят с удвоением «м»- «хаммам»).

В Персии бани были известны ещё со времён завоевания Александром Македонским. Думаю, во времена Селевкидов они ещё не были настолько роскошными и публичными.

То впечатление от «хаммам», что пришлось испытать мне, явно носило характер царского удовольствия!

Жаль, не было возможности запечатлеть феерические дворцовые красоты интерьеров «хаммам» на фотопластинки. Не увидеть лондонским денди красоту персидских леди, принимающих в клубах пара горячие ванны в мраморных бассейнах либо массаж на лежаках сандалового дерева!