Там за Гиндукушем

У старого, искривлённого ветром и временем, но еще не потерявшего свою летнюю листву дикого абрикоса-эрик, всадники спешились. Кудашев накинул свободный повод коня на сухой сук. Пенк последовал его примеру.

Пенк продолжил:

– Приношу свои извинения, профессор, за то, что пытался говорить с вами языком дипломатическим. Полагал, что вы, аналитик и классификатор, сможете понять меня с полуслова. Не получилось. Тем не менее, прежде, чем мы оба согласимся на «showdown», вы, конечно, знакомы с покерным термином «открыть карты и оценить результат»,  я попробую сделать последний ход, объяснить свою позицию!

Посмотрел в лицо Кудашеву. Не прочёл на нём ни интереса, ни внимания, ни раздражения. Кудашев не поощрил Пенка к продолжению разговора. Тем не менее, Пенк начал:

– Мы с вами, профессор, хоть и говорим от рождения на разных языках, но похожи в одном. Мы оба простого происхождения, аристократических пирожных в детстве не ели. Расскажу немного о себе, если позволите. Я  родился и вырос в портовом городе Данциг, который поляки называют Гданьском. Так что, поляка от немца научился отличать с первого взгляда, не говоря уж, с первого слова. Жил и учился жить, мирно сосуществуя в городе, где в порту можно было услышать речь многих европейских языков. Свою карьеру делал без чьей-либо поддержки и помощи. Приютское начальное образование, среднее техническое на уровне самостоятельной подготовки и сдачи соответствующих экзаменов портовой комиссии, плавал на торговом судне, был призван во флот, сумел с отличием закончить Морскую офицерскую школу. Получил первое офицерское звание, кортик, хорошее назначение на боевой корабль. Думаю, сиротский приют Святого Мартина Лютера, воспитывавший меня розгами, мог бы гордиться своим выпускником. Ходил в дальнее плавание. Могу гордиться тем, что совершил кругосветное путешествие. Три месяца провёл как германский военный советник в Японии. В июне 1907 года мой крейсер встал у причала базы в Мюрвике. Я получил новое, очень перспективное назначение. Я уже был женат, рассчитывал в отпуск поехать в Мюнхен, встретиться с женой. Но чёрт меня попутал освежить воспоминания детства, побывать в сиротском приюте, показаться в новом парадном мундире офицера Кайзерлихмарине! Я не надевал его два года. Поехал в Данциг. На Пивной улице у лучшего пивного ресторана «Три кота» встретил Вольфа Гарденберга, морского офицера в ранге фрегаттен-капитана в отставке, именно того, кто, будучи ещё капитэн-лёйтнантом, извлёк меня  из вонючего трюма торговой ржавой посудины и дал мне направление в Морскую офицерскую школу. Разойтись, не отметив встречу, было невозможно.  Зашли, присели в уголке, заказали, как люди, сосисок с капустой, пива, шнапса. Слушали солёные моряцкие куплеты под концертино, смеялись.

Рядом с нами за своим столом гуляли поляки – моряки с торгового судна, портовые грузчики, техники. Мы не обращали внимания на поляков. Они сами обратили на себя внимание. Музыкант, игравший на концертино, пропел куплет, который мне не запомнился, но явно задел в поляках то, что сегодня именуется именно «польским гонором»!  Один из матросов запустил в музыканта пивной кружкой. Музыкант, получивший удар в висок, упал как подкошенный. Другие музыканты дружно выдали хором: «Немцев бьют!». С польского стола посуда полетела в музыкантов шквалом. Старый морской волк Гарденберг, сидевший рядом с обидчиком, сгрёб моряка, первым ударившим музыканта, в охапку. На помощь поляку кинулись его друзья. Гарденберг получил по голове удар дубовой скамьёй, проломивший его череп. Мне, защищавшему собственную жизнь, пришлось вынуть из ножен предмет, который олицетворял честь офицера Кайзерлихмарине!

Кудашев впервые за время встречи задал вопрос:

– Как дорого обошлось полякам столкновение с вами, Пенк?

– Точно не знаю, у меня был припадок, как у берсеркера! Потом, на допросах мне было сказано, что от ран, нанесённых только кортиком, в общей сложности скончались восемь человек. Полицейские были бессильны прекратить столкновение. Дерущаяся толпа поляков и немцев была разнята струями морской воды из брандспойтов вызванной пожарной команды…

– Этот эпизод и стал причиной вашего увольнения из Кайзерлихмарине? – спросил Кудашев. – Вы сожалеете о том, что этот факт вашей биографии имел место быть?

Клаус Пенк, набычившись, глянул на Кудашева исподлобья:

– Вы не знаете, что они кричали в лицо немцам!

Кудашев чуть было не ответил немцу: «Знаю!», но встретившись с этим взглядом серых волчьих глаз исподлобья, источавших дикую шизофреническую ненависть, вдруг вспомнил, то, что хотел напрочь забыть все эти годы, прошедшие по освобождению из японского плена. Свои собственные муки на последнем допросе в японской контрразведке у заплечных дел мастера Такато Сигемитцу.