Там за Гиндукушем

Капитан несколько удивлённо поднял брови, но ответил без встречных вопросов:

– Не участвовал, господин полковник.

Дзебоев вернул Усатому конверт.

– Хорошо. Вы позволите мне побеседовать с задержанным конфиденциально? Как пограничник, должны понимать, возможно, имеет быть место государственная тайна. Под мою ответственность, разумеется. Поставьте одного стрелка под окнами, второго в коридоре у двери. При побеге задержаного действуйте согласно закону. Возьмите конверт. Зайдите в дежурную службу, напишите на моё имя короткую докладную. Я лично допрошу задержанного. Постараюсь проверить его показания. По результатам беседы будет видно, как с ним поступить. Резонно?

– Так точно, господин полковник. Разрешите исполнять?

Штабс-капитан вышел.

Дзебоев смотрел в раскрытое окно, несколько притенённое цветущим кустом сирени. Видел, как в сопровождении двух конвоиров под штыками в здание канцелярии был введён подполковник Калинин. Его руки свободны.

Он поднимался по ступеням крыльца не в силах сдержать торжествующую улыбку на лице. В кабинет подполковник вошел с рукой, протянутой для рукопожатия.

– «Вот чем заканчивается общение за бутылкой «арцаха» в оперативных целях, – успел подумать Дзебоев, – полным развалом субординации!». Прикоснулся двумя пальцами к козырьку фуражки.

Подполковник Калинин был вынужден ответить воинским приветствием. Немного смутившись, начал с деланной весёлостью:

– Как рад, Владимир Георгиевич, что нашёл вас!

– Что вы говорите, Сергей Никитич? Меня всегда может найти тот, кому я нужен. К сожалению, я сам такими возможностями не располагаю. В частности, в отношении лично вас. Чем могу служить?

– Поговорить нужно, Владимир Георгиевич. Может, заглянем куда-нибудь, посидим? В городском саду отличный шашлык готовят.

Дзебоев ответил, не глядя на Калинина, ровным не окрашенным голосом:

– Будда Шакья-Муни учил: «Работая – работай, обедая – обедай!». Я не обсуждаю служебные дела в шашлычных.

Калинин понял, по-хорошему разговор не закончится. Сел без приглашения на первый попавшийся стул.

Дзебоев расположился за столом. Придвинул ближе к себе пепельницу, положил на зелёное сукно свой портсигар и коробок спичек.

Заглянул штабс-капитан, спросил одними губами: «Чаю?». Дзебоев показал ему один палец. Следом за штабс-капитаном, не спрашивая разрешения, в кабинет вошел прапорщик Ованесян.

– Владимир Георгиевич! Машина подана. Прошу прощения, опоздал на десять минут. Шину чуть-чуть подкачать пришлось. Ниппеля французские не держат!

Подполковник Калинин не по-доброму поджал губы. Дзебоев знал, что тот подумал. Принял у штабс-капитана стакан чая с лимоном. Калинину не предложил. Указал прапорщику Ованесяну место за малым столом:

– Присаживайтесь,  господин прапорщик. Будете стенографировать нашу беседу.

И, обращаясь к Калинину:

– Я рискую опоздать на встречу по расписанию, но вас, Сергей Никитич, выслушаю. Прошу!

Подполковник Калинин с трудом пытался подавить в себе чувство гнева. Он понимал, Дзебоев его унижает намеренно. И понимал почему. Ладно бы только гнев. У Калинина гнев почему-то всегда переходил в чувство крайнего страха! Спазм сжимал горло, белели губы, он не мог вымолвить ни слова.

Калинин закашлялся.

Дзебоев ждал, с любопытством рассматривал своего визави.

Калинин показал рукой на графин с водой, стоявший на столе. Дзебоев сделал рукой жест, который можно было понять как «прошу», но сам Калинину воды не подал.

Стакана не было. Калинин попытался сделать глоток из горлышка. Уронил графин. Осколки разлетелись по паркету. Посреди кабинета – лужица.

Дзебоев нажал кнопку электрического звонка. Приказал дежурному штабс-капитану:

– Врача! Уборщицу.

Повернулся к Ованесяну:

– Илларион! Ты работаешь?

– Так точно, господин полковник!

Наконец, Калинина пробил кашель. Вошедшая уборщица собрала осколки, вытерла полы. Штабс-капитан принёс новый графин с водой, два стакана. Вошёл врач.

– Разрешите? Вызывали?

– Да, Александр Владимирович! Посмотрите, пожалуйста, господина подполковника. У него спазм. Что-то с пищеводом, возможно. Или с сердцем…

Калинин резким движением отмахнулся от врача, пытавшегося прощупать у него пульс. Тыльной кистью руки сбил с лица врача пенсне. Резко шагнул вперёд к столу, за которым сидел Дзебоев. Раздавил пенсне в золотой оправе, попавшееся под ноги. Врач бросился спасать пенсне, наклонился, близоруко щурясь к самому полу.

– Да что вам от меня надо! – Калинин толкнул врача в сторону.

Дзебоев нажал кнопку звонка и не отпускал её, пока в кабинет не ворвались штабс-капитан и трое унтеров –один свой свободной смены и двое конвойных из комендатуры.

На полу врач унимал кровь из разбитого носа.

Два унтер-офицера ловко взяли подполковника Калинина за руки, заломили их за спину.

Полковник Дзебоев снял с рычага телефонную трубку:

– Барышня! Адъютант Командующего. Соедините меня с Лаппо-Данилевским!

Рискуя остаться без рук, взвыв от боли, Калинин упал на колени.

 – Господин полковник! Ваше сиятельство… Не надо прокурора!

Дзебоев нажал на рычаг, повесил трубку. Приказал унтерам:

– Отпустите господина подполковника. Всем выйти!