– Господин подполковник! Чувствую я, что все мы попали в довольно зловонную яму! Начали, так доложите своей группе, какие изменения произошли с нашим статусом – по каждому в отдельности. Чем эти изменения вызваны. Мы все люди военные, офицеры, и Карасакал – тоже. Мы люди чести. С нами нельзя обращаться как со свечками, которым гореть лишь один единственный раз. Ваши требования денег от своих подчинённых – форменное вымогательство! Это что, так в РО принято? Я постараюсь изучить эту проблему, навести порядок в наших денежных отношениях. Даже, если мне придется самому выучиться счетоводству и лично съездить на консультацию в Финансовое Управление Генерального Штаба!
Калинин несколько тщетно пытался освободить плечо от мощной хватки Кудашева. Кудашев взял себя в руки, отпустил Калинина.
Потирая онемевшее плечо, Калинин уже не говорил, шипел, как побитый кот:
– Только без рук, Кудашев! Молод ещё меня учить. Тоже мне разведчик. Тебе знакомо такое понятие как «рептильный фонд»?
– Прошу на «вы», господин подполковник!
– Ради Бога! Знаете ли вы, сэр Котович, что такое «рептильный фонд»?
– Не мой уровень, господин подполковник. За те деньги, что я получал в России, расписывался. А передавая кому-либо за оказанные услуги, получал расписки. Но знаю, такие фонды существуют во многих европейских странах. Ими пользуются в МИДе, в разведке, в контрразведке, даже в охранных отделениях. Бездокументарный расчёт. Оплата сверхсекретных агентов. Изобретение канцлера Отто Эдуарда Леопольда и прочее князя фон Бисмарка унд Шёнхаузена!
– Да, Кудашев, к вашим бы памяти и знаниям ещё и элементарное понятие природы некоторых вещей – цены не было бы!
– Похвала дурно пахнет. Что хотели сказать?
– А то, что не знаешь ты, из каких средств этот фонд формируется. На нашу группу денег выделено всего пять тысяч рублей на год. Это белыми чистенькими ассигнациями! Министр финансов выдал всего три. Соображаешь? И эти деньги уже истрачены. Больше в этом году не будет ни рубля, ни крана, ни тумана. Но задача, поставленная группе, не снята. И расходы с каждым днём будут только увеличиваться. Как жить будем, Кудашев? На мои гонорары базарного табиба? Или на доходы от каравансараев? Я понял, Карасакал медным шахи не поступится. Может, у вас Кудашев, будут собственные предложения? Есть?
Кудашев был не мало озадачен таким поворотом.
– К сожалению, предложений нет. Я не коммерсант. Не торговец. Я умею только воевать…
Калинин успокоился, порозовел. Наконец-то, нашёл ключ к этому «рыцарю печального образа» – к Кудашеву!
Обратился к собравшимся:
– Всё хорошо! На сегодня закончим. Уверен, решим все проблемы. Завтра продолжим.
Поднялся.
Встал и Кудашев, одёрнул на себе измятый костюм, не приспособленный ни к дальней дороге, ни к азиатскому образу жизни его владельца.
К Калинину подошёл Войтинский.
– Сергей Никитич! Вы не ответили на мой вопрос. Я надеюсь, что обвинение в побеге из тюрьмы – просто злая шутка?
– Завтра, господин Войтинский, завтра. Утро вечера мудренее. Отдыхайте. А мы погуляем, поговорим. Начальству кости перемоем!
Спустились с крыльца, пересекли двор. В раскрытые ворота конюхи, вернувшись с пастбища, под уздцы вводили коней. Кудашев узнал Кара-Бургута. Вспомнил слёзы Карасакала, встретившегося со своим жеребцом на гаупт-вахте Первого Таманского казачьего полка. Вроде, совсем недавно это было, а такое ощущение, что пол жизни прожито!
Вышли за ворота. Медленно пошли вдоль забора. В полной темноте лучше не бродить по траве. Лето, ночь. Вот, отчаянно пискнула мышь. Не иначе, как попала бедняга на змеиные зубы.
Калинин, словно прочёл мысли Кудашева. Вслух подтвердил:
– Да, жизнь сурова. Сегодня змея убила полёвку, завтра сама станет жертвой чёрного беркута!
– На Востоке в таких случаях заканчивают: Бог Велик! – ответил Кудашев.
– Нихон дива сенсу хорину кан дуна сива те нука? – неожиданно спросил Калинин Кудашева на японском. – Вакашимарика дес ка?
____________________________________
* –;;;;;
;;;;;;;;;;;;;;;;; ?
• япон. – В Японии в каком лагере для военнопленных сидели?
• ;;;;;;; ? Понимаете меня?
____________________________________
Кудашев ответил на русском, не стал «метать бисер»:
– На Хонсю в префектуре Тиба. В «так называемом «Приюте для пленных Нарасино» близ города Фунабаси. Не далеко от Токио. Самый большой лагерь. Семьдесят пять тысяч матросов, солдат и офицеров.
– Язык там выучили?
– Там. Офицеры жили в буддийском монастыре. Общался с монахами, с настоятелем. Обрядов не совершал, но беседы с ними меня многому научили. Не только языку.
– И письменности?
– Полторы тысячи, может немного меньше, знаков. Читал книги, трактаты по философии, истории, боевым искусствам. Им тоже был интересен русский варвар, уважающий культуру своих врагов-победителей. Однако, мы что-то далеко ушли от наших баранов. Вам не кажется, что у нас не та тема для разговора?
– Есть у меня одна мысль, которую хотел бы донести до такого человека, как вы, Александр Георгиевич, в изысканном виде. В виде японской древней легенды. Возможно, вы знаете её лучше меня.
– Говорите, слушаю, Сергей Никитич.