Там за Гиндукушем

Ротмистр Кудашев Александр Георгиевич хорошо понимал, что будут или уже были, по возможности, допрошены многие из лиц не только присутствовавших на ужине, но из всех, проживающих в усадьбе. В первую очередь – прислуга, в том числе Джамшид-баба, повар, официант, садовник-привратник, водители автомобилей, его собственный ассистент Саймон Котович, он же Гагринский Владимир Михайлович. Последний был самым слабым звеном. Стоило только надеяться, что к прислуге не будет такого же пристального внимания, которое было оказано самому Кудашеву. За ними допросу подлежали гости – старшина немецкой общины Исфахана Вольфганг фон Пенк, гости из России банкир Лисевич-Кутафьев и лже-Ораз Сардар. Впрочем, двоих последних вряд ли удастся допросить. Скорее всего, их в Исфахане уже не сыскать! В третью очередь допросят женщин – вдову и дочь полковника Баррата. Уну, конечно, опросили сразу. Вряд ли она в состоянии дать сейчас показания во всех подробностях. И, конечно – супругу фон Пенка. Последними в этом списке будут участники оцепления сипаи-скауты – очевидцы.

Доктор Джон Котович согласился. Рассказал все, чему был свидетелем. В показаниях исключил собственные умозаключения, касающиеся существа дела.

Карманный хронометр Кудашева и часы полковника Маллесона одновременно пробили два пополуночи. Прощались рукопожатием.

У крыльца Кудашева ждал автомобиль полковника Баррата – уже знакомый «Роллс-Ройс» с серебряной крылатой финтифлюшкой на радиаторе. За рулём сидел капитан Уильям Баррат. Помигал фарами, открыл дверцу, жестом пригласил в машину. Кудашев сел. Уильям молча завел мотор. «Роллс» плавно взял старт с места. Дорога темна, уличные фонарные столбы светильниками не увенчаны. Но фары ярки. И Уильям не собирается гнать машину. Спешить незачем, город в полчаса объехать можно.

– Останови машину, выключи фары,– вдруг попросил Кудашев. – Мне у столба постоять нужно.

Уильям притормозил.

Далеко отъехать не успели. Кудашев вышел, обернулся на здание консульства. Напряг зрение. Разглядел у ворот консульства три тёмных силуэта  – два верблюда и погонщик. В больших воротах отворилась калитка. Со двора консульства на улицу вышел человек. Через минуту два всадника бесшумно пропылили на своих верблюдах мимо «Роллс-Ройса».

– Арабы, – сказал Уильям вернувшемуся Кудашеву. – В бурнусы закутались. И не жарко им!

У Кудашева на этот счёт сложилось другое мнение. Что делать ночью каким-то арабам на верховых "бугра" – быстроходных верблюдах, не предназначавшихся для перевозки грузов? Вспомнил, от мундира генерал-майора Маллессона попахивало верблюжьей шестью. Вот как. Не прост генерал. Конспиративен. Не брезглив. Великий труженик!

– Куда меня везёте? – спросил Кудашев Уильяма.

– В усадьбу.

– Мне нужно увидеть Уну!

– Она ждёт вас там. Поговорите. Успокойте её, если сможете. Потом я заберу сестру домой.

– Как леди Баррат? – спросил Кудашев.

– Она в католической часовне Святого Дункана, я постараюсь забрать её домой через час.

– А полковник?

– Тело папы на леднике городского морга. Послезавтра – прощание в консульстве. Гроб будет закрыт. Потом тело отвезут в Бендер-Аббас. Оттуда морем до порта Данбар, это в пятидесяти милях от Эдинбурга…

– Поедете на родину сопровождающим? – спросил Кудашев. Не решился спросить об Уне.

– Нет, поедут мама и Уна. Вместе с ними наш мажордом миссис Браун и служанка мисс Ева. Мне придётся поволноваться. Отца похоронят на родовом кладбище Мак’Кензи в горах Пентленд. Там у нас старый каменный дом, в котором живет мистер Браун. Наша семья не жила в этом доме лет семь!

Помолчав, Уильям продолжил:

– Мне отпуск не разрешили. Приказали принять дела полковника Баррата. Сэр Джон, вы не представляете, какая ноша падает на мои плечи. Я не готов к такой ответственности. Я в отчаянии! Прошу, не бросайте нас. Буду ждать вас с утра в библиотеке!

Несмотря на поздний час, в усадьбе в эту ночь не спали.

Автомобиль вошёл в распахнутые ворота без сигнала. Кудашева вышли встречать не только Джамшид-баба, но и Гагринский, и Кунигунда.

Гагринскому пришлось постоять в сторонке, получив в знак приветствия от Кудашева кивок головой. Уна, не стесняясь ни слуг, ни брата, со слезами и рыданиями повисла на шее Александра Георгиевича.

Кудашев повернулся к Баррату-младшему:

 – Уильям! Поезжайте, заберите домой маму. За Уну не беспокойтесь. Мы поговорим, я сам привезу её.

Баррат-младший развернул машину, уехал.

***

В дом не вощли. Под руку гуляли по саду.  Молчали. Уна никак не могла освободиться от страшного воспоминания, сжигающего её мозг – струя пламени, вырывающаяся из пещеры и страшные крики сожжённых заживо. Обезображенное огнём лицо отца…

Кудашев не утешал Уну. Понимал, слова бесполезны. Такую потерю нужно просто пережить.

Прохладный ветерок с Загросса отогнал комаров от пруда. Присели на теплый камень у самой воды. Смотрели на звёзды, отражающиеся в спокойной водной глади пруда. Через минуту-другую Уна расслабилась. Её напряжённое, как струна, тело устало. Уна сначала согнулась, как в поклоне, уткнувшись лицом в собственные колени, а потом откинулась спиной на грудь Кудашеву.