Танатологические мотивы в художественной литературе. Введение в литературоведческую танатологию

Итак, героическое в широком смысле – это репрезентация в литературе самоотверженного преодоления человеком себя, выхода за рамки своих возможностей во имя высокой (не низменной) цели, зачастую требующего от индивида смерти и осмысляемого как подвиг лишь после гибели.

Именно произведение, имеющее текстовые границы, помогает осмыслить деятельность человека в ее завершенности, в том числе и такой ее вид, как героический поступок. Не случайно в древнем мире подвиг обязательно должен был фиксироваться в тексте: песне, былине, предании. После фольклора эту функцию стала выполнять литература: «Художник выявляет героическую сущность такой ситуации, героизм людей, участвующих в ней, заостряет, укрупняет, возводит до общей значимости, очищает от всего иного и раскрывает сущность героической ситуации и героических подвигов людей как высший смысл человеческого существования…» [Волков И. 1995: 106]. Таким образом, литература – одно из главных средств семиотизации героизма, его выделения из потока жизни, фиксации в культурной памяти.

На разных этапах истории литературы представления о данном феномене, его статус, естественно, отличались. Само наименование древнего героического эпоса говорит о приоритете в нем указанной эстетической категории. В поэмах Гомера и Вергилия сохранялось еще первичное значение слова «герой» – сын бога и человека, стремящийся за счет подвига преодолеть свою смертную сущность. Поступки героев лишены аффекта, предсказуемы с самого начала произведения, как правило, не имеют общественного значения: вопрос лишь в божественном признании, в заслуге бессмертия. Именно так воспринимает возможность смерти Ахиллес в «Илиаде» Гомера:

Я выхожу, да главы мне любезной губителя встречу,
Гектора! Смерть же принять готов я, когда ни рассудят
Здесь мне назначить ее всемогущий Кронион и боги!
Смерти не мог избежать ни Геракл, из мужей величайший,
Как ни любезен он был громоносному Зевсу Крониду;
Мощного рок одолел и вражда непреклонная Геры.
Так же и я, коль назначена доля мне равная, лягу,
Где суждено; но сияющей славы я прежде добуду!

[Гомер 1987, «Илиада», XVIII: 114–121][121]

В произведении Гомера присутствуют несколько формул-«узлов» в повествовании о смерти: ее пророчество, ряд подвигов, сопоставление божественного и земного планов, последние слова умирающего, реакция родных и друзей героя на его кончину. Танатологическое пророчество произносится или рассказчиком, или как обещание со стороны врагов на разном удалении от самой гибели героя и является свидетельством ее предрешенности. Подвиги описываются подробно, с элементами натурализма, например:

Там Сфенелая сразил, Ифеменова храброго сына,
Камнем ударивши в выю и жилы расторгнувши обе.

[Гомер 1987, «Илиада», XVI: 536–537]

Однако в этом натурализме нет отвращения, признака низменного; подробности выглядят как «эффект реальности», знаки, значением которых является утверждение факта события, его достоверности (см. [Барт 1994: 392–393]). Через перечисление вариантов ударов и типов ран, различного оружия, уловок и т. д., подкрепленных слабой мотивировкой смертоубийства, создается ощущение боя ради боя, ради славы, инстинктивного комплекса «радости сражения».

Сопоставление божественного и земного планов в танатологических ситуациях осуществляется различными способами. Божества часто сами участвуют в сражении, помогая покровительствуемым героям. Так Аполлон, воюющий на стороне троянцев, лишает доспехов Патрокла и фактически способствует его гибели от рук Эвфорба и Гектора; впоследствии этот бог уводит Ахиллеса от стен Трои в критический момент, когда жители осаждаемого города дрогнули. Паллада, превратившись в Дейфоба, призывает бегущего Гектора остановиться и сражаться с Ахиллесом. Итог этого поединка также решается с помощью жребия, который определяет на золотых весах Зевс:

Зевс распростер, промыслитель, весы золотые; на них он
Бросил два жребия Смерти, в сон погружающей долгий:
Жребий один Ахиллеса, другой – Приамова сына.
Взял посредине и поднял: поникнул Гектора жребий,
Тяжкий к Аиду упал; Аполлон от него удалился.

[Гомер 1987, «Илиада», XXII, 209–213]