Танатологические мотивы в художественной литературе. Введение в литературоведческую танатологию

Механизм воплощения архетипов в художественную ткань произведения таков: «.. Художник поднимает свою личную судьбу до уровня судьбы человечества, помогая другим людям освободить свои внутренние силы и избежать многих опасностей. Это происходит за счет того, что художник имеет прямые и интенсивные отношения с бессознательным и умеет их выразить благодаря не только богатству и оригинальности воображения, но и пластической, изобразительной силе» [Мелетинский 1976: 61].

На этом этапе неизбежно столкновение с мифом, также активным выразителем архетипа. Когда мы говорим о мифопоэтике произведения, не исключено, что проявление мифологических структур в культуре в действительности есть проявление архетипов. Разграничение архетипики и мифопоэтики чрезвычайно затруднено, тем более что «в позднейшей литературе термин “архетип” применяется просто для обозначения наиболее общих, фундаментальных и общечеловеческих мифологических мотивов, изначальных схем представлений, лежащих в основе любых художественных, и в том числе мифологических структур (например, древо мировое) уже без обязательной связи с юнгианством как таковым» [Мифы народов мира 1980,1: 111].

Кроме архетипа, ключевым понятием мифологического направления в литературоведении является термин «архетипический мотив» («сюжетный архетип», «мифологема») – «некий микросюжет, содержащий предикат (действие), агенса, пациенса и несущий более или менее самостоятельный и достаточно глубинный смысл» [Мелетинский 1994: 50]. Так, Бог-громовержец и Дракон выражают архетипы героя и антигероя, а драконоборство – мифологему.

Основной, базовый миф – это миф творения, космогонический миф, центральная мифологема коллективного архаического сознания и цивилизационного подсознания. В нем взаимодействуют два образа-состояния: Хаос и Космос. Хаос понимается как «первобытное состояние или первовещество, из которого возник или был создан рукой Творца мир как упорядоченный космос» [Философский энциклопедический словарь 1997: 501]; Космос – как «целостная, упорядоченная, организованная в соответствии с определенным законом (принципом) вселенная» [Мифы народов мира 1980, II: 9]. Они обладают рядом антиномичных признаков: целостность – разрозненность, широта – узость, членимость – нечленимость, украшенность – неукрашенность. Космос всегда вторичен по отношению к Хаосу, потому эти антиномии привативны: черты Космоса маркированы, а черты Хаоса не маркированы, естественны и стихийны.

«Хаос – Космос» – универсальная модель, охватывающая фактически все явления действительности. Космос никогда не заменяет Хаос полностью, он «оттесняет хаос на периферию, изгоняет из этого мира, но не преодолевает его» [Там же: 10]. Этот факт заставляет говорить не об оппозиционности данных состояний, а об их дихотомичности.

Дихотомия «Хаос – Космос» – один из маркеров тесной связи психоаналитического, архетипического и мифопоэтического подходов. Она изоморфна фрейдовской концепции «Танатос – Эрос» и юнговским архетипам Великой Матери и Мудрого Старика. Схожий характер имеет и ницшеанская модель «дионисийское – аполлоническое», где первый элемент совмещает в себе «чудовищный ужас» и «блаженный восторг», а второй – «полное чувство меры, «самоограничение», «свободу от диких порывов», «мудрый покой бога» [Ницше 2005: 45–46].

Мифологический подход сегодня активно используется для изучения художественной литературы (см. об этом подробнее [Западное литературоведение XX века 2004: 258–262; Поэтика 2008: 124]. Нельзя здесь не вспомнить о работе Е. Мелетинского «О литературных архетипах», в которой дихотомия «Хаос – Космос» становится основной при анализе творчества А. Пушкина, Н. Гоголя, Ф. Достоевского, Л. Толстого, А. Белого. Характеризуя хаотическое начало в произведении, исследователь рассматривает в том числе и танатологические мотивы: гибели «маленького человека» [Мелетинский 1994: 71], войны [Там же: 129] и т. и. Е. Мелетинский указывает также на писательскую трансформацию архетипических мотивов и создание ими собственных мифологем.

Важное место занимает танатологическая проблематика в изысканиях С. Телегина, автора метода мифореставрации. В произведениях русской литературы («Бобок» Ф. Достоевского [Телегин 2002], «Господа Головлевы» М. Салтыкова-Щедрина [Телегин 20086: 202–225], «Сон Макара» В. Короленко [Телегин 2009] и др.) он выявляет мотивы, восходящие к христианским и языческим представлениям, в том числе к Книгам Мертвых, где прописывался загробный путь умершего человека. По мнению литературоведа, некоторые писатели осознанно конструировали мифопоэтическую основу своих произведений, стремясь «к религиозно-мифологическому отражению Бытия, к восприятию мира как высшего божественного мифа и сакральной реальности» [Телегин 20086: 22]. Танатологические мотивы, являясь частью мифа, становились краеугольным камнем художественных миров, созданных в соответствии с подобным мировоззрением.