Танатологические мотивы в художественной литературе. Введение в литературоведческую танатологию

Мотив преображения завершает и другие рассказы Ф. Сологуба: «Очарование печали», «Опечаленная невеста», «Сними траур», «Надежда воскресения». Важную роль в этих произведениях играют религиозные и мифологические мотивы, имеющие «антитанатологическое» значение: Ариана несет в мир «очарование печали»; Нина Бессонова решает продолжить дело убившего себя Сергея; «светозарный» сын уговаривает мать не носить траур; Ирина верит в воскресение после троекратного явления погибшего жениха. Христианские мотивы характерны для «пасхальной» прозы Ф. Сологуба, в том числе для уже упоминавшегося рассказа «Сон утешающий», где предсмертное знание Сережи освещается предчувствием грядущего воскресения.

Другой «антитанатологической» концовкой является финальный мотив несостоявшейся смерти. Здесь также важную роль играют христианские мотивы: в «рождественском» рассказе «Красногубая гостья» дивный Отрок прогоняет коварную Лилит, не позволяя той совершить последний, умертвляющий поцелуй; в произведении «Путь в Дамаск» Клавдия Андреевна спасает студента от самоубийства, и это событие имплицитно сопоставляется с духовным прозрением апостола Павла; в тексте «Сердце сердцу» тяжело раненный Сергей выживает благодаря молитвам Веры. «Антитанатологическая» интенция появляется в творчестве «смертерадостного» Ф. Сологуба примерно с 1908–1909 гг. и, что примечательно, свойственна его «военной» прозе («Танин Ричард», «Визит», «Незамерзающий мальчик», «Дед и внук», «Свет вечерний»).

Вместе с тем значение завершающих нетанатологических мотивов не всегда позитивно: в рассказе «За рекой Мейрур» победа над зверем не внушает повествователю оптимизм:

А мы в тот день ликовали. Мы не думали о том, как мы будем жить. Мы не думали о том, кто придет на берег реки Мейрур и поработит нас иною и злейшею властью [Сологуб 2000, III: 452].

Не переживает преображение Складнев в «Жене умного человека», произносящий на похоронах жены все те же «разумные» речи. Похороны становятся хронотопом абсурдной ситуации и в тексте «Прятки»: гроб с Лелечкой поскорее уносят от матери, сошедшей с ума. Какой получится жизнь у Кати, не решившейся убить себя и вышедшей замуж за циничного Ронина в произведении «Самый сильный»? Повествователь комментирует отсутствие героизма Ронина на тонущем теплоходе и неспособность Кати протестовать через суицид:

Грубая, жестокая жизнь еще раз торжествовала свою победу над очаровательною мечтою о высоком подвиге [Там же, V: 583].

Также не всегда имеет позитивное значение мотив явления умершего. Если в «Поцелуе нерожденного» и «Надежде воскресения» общение с погибшим дает действующим лицам силы жить и верить, то покойник из «Дамы в узах» занимает тело приглашенного гостя, чтобы истязать свою жену. Для творчества Ф. Сологуба в целом характерно изображение перверсий, сочетание танатологических и эротических мотивов, в том числе в концовках произведений. В рассказах «Милый паж» и «Отрава» графиня и Елена понимают, что беременны, после собственноручного убийства своих любовников[66]. И это тоже вариант «антитанатологиче ского» финала.

В итоге отметим, что разговор о танатологических концовках в итоге коснулся и других проблем. Оказалось, что спорный вопрос о границах концовки заставляет принимать во внимание танатологические мотивы, которые предстоят финалу. Оказалось, что можно говорить об «антитанатологических» и нетанатологических концовках.

Тем не менее эти отступления не были отклонением от темы. Связь между данными литературными явлениями очевидна и обусловлена амбивалентным, диалектическим противостоянием жизни и смерти, конца и начала, посюстороннего и потустороннего миров. Таким образом, семантико-структурное назначение танатологических концовок не ограничивается функцией «завершать и заканчивать», но значительно более сложно и разнообразно.

* * *

Не менее важна и интересна для анализа проблема начала художественного произведения. Вопрос: «С чего начать?» – волновал и волнует многих писателей. Зачин представляет собой тот текстовый сегмент, который должен задать тон и ход всему сюжету.

Как и финал, начало является границей произведения. Однако это область не окончательного оформления замысла и содержания текста, но лишь их зарождения, «введения в курс дела» – оттого не всегда ясны смысл и предназначение вступления (вспомним характерное требование реципиента начать рассказ «с самого начала»). Вместе с тем без начала, без информации о происхождении интриги невозможно понять финал текста, а значит, произведение целиком.