— Он говорит, можно долить ей кровь, — Катасах показал Винбарру кулак, на что Винбарр ответил жестом, определяющим направление долгого пути Катасаха подальше от этой хижины и поближе к чреслам вайлежьих вожаков.
Мев забралась на колени Катасаха и позвала Нанчина;
— Котёл с-под супу не мыли? Неси, если не мыли. И неси ещё, если осталось мясо, кости. Навар неси в общем. И уведи renaigse. Он здесь мешать будет.
— Его зовут Константин, — тихо сказал Катасах.
— Да без разницы.
Немного подумав, она добавила:
— Какой же он Константин. Константин — тот, за кого отдал свои силу и жизнь мой minundhanem. И Константин умер вскорости. Кто это теперь — Мев не знает. И никто не знает, понимаешь?
— Нужна тонкая полая трубка или… Или игла. Или тонкое перо тоже подойдёт, — настаивал молодой человек. Он напряжённо всматривался в лица вождей, продолжая всё так же прижимать к себе Анну. Рассечённый ум смотрел, как мёртвые договариваются о шансе для живых. Для всё ещё живых.
— У Нанчина есть, — устало сказал Катасах. — Принеси, Молчаливый Брат. — Он держался из последних сил, чтобы не рассыпаться в пыль. Мев озабоченно гладила чёрной ладонью его лицевые кости.
— Я не дам тебе снова умереть, — проговорила она Катасаху, а Константин слышал, что эти слова адресованы Анне. Его Анне.
— Она жива! Жива! — молодой человек старался, чтобы голос звучал громче, он очень старался. — Помоги, помоги! Пожалуйста!
— Какая ирония. Ни тогда, ни сейчас, Мев не видела от renaigse добра. И вот, наконец renaigse пришел, чтобы умолять Мев. Какая ирония, — хранительница мудрости рассматривала Константина, как можно рассматривать мелкого, но доставляющего беспокойство, жука.
— Вспомни, Мев, почему ты согласилась исполнить просьбу Керы? — не унимался Катасах. — Не потому ли, что увидела то же, что видишь сейчас и в нём? Отчаянную храбрость идти вслед за minundhanem? Силу идти против всего на свете, даже против самой смерти? Силу, которую я не сумел найти в себе, когда должен был…
Мев печально покачала головой.
— Ты выбрал скверный пример, — отозвался вместо неё Винбарр, и теплота в глубине его глаз противоречила тому, как мёртвый король рубил слова, одно за одним. — Из-за прихоти Керы мы потеряли весь наш мир.
— Не следует называть прихотью её любовь и преданность, брат мой. Не следует обесценивать единственное, что стоит любой цены. Посмотри хорошо, Мев. Посмотри и увидь в нём не врага, а того, каким мог стать и я, если бы мне хватило дерзости. Когда он умирал у меня на руках, он был другим. Он боялся смерти. А теперь сам готов отдать свою жизнь.
Хранительница мудрости поджала губы и вцепилась в Катасаха.
— Тех, кто так отчаянно хочет жить, в смерти ждёт только боль, только пустота и сожаление. О том, что не сумели спасти самое дорогое. О том, что их жертвы были напрасны. Представь: что если бы я стал песком и исчез под твоими ногами?
— О нет, нет-нет!
— Они тоже не заслуживают такой участи, Мев. Ненависть ничего не решит. Слишком много было ненависти, боли и смертей. И потерянного времени, — Катасах печально улыбнулся. — Подарим им время, Мев. Пусть хоть кто-то сумеет им насладиться.
Мев молчала и рассеянно водила маленькой ладонью по плечу возлюбленного.
— Сюда клади, — она устало кивнула на алтарный камень, с которого возникший изниоткуда Нанчин убрал лишнее.
Хранительница мудрости знала Печать Смерти, — величие, которое ложится на лицо умирающего, кем бы он ни был. Она посматривала на лицо on ol menawi и беззвучно шевелила широкими тёмными губами, пока бывший Самозванец располагал на камне её тело, которое словно таяло и истончалось.
— Пошёл вон, — тихо, но зло, сказала Мев.
— Я никуда не уйду. Я не оставлю её. Нет. Ни за что.
— Уведи renaigse, — она попросила уже Катасаха.
— Его зовут Константин, — тихо ответил тот.
— Да без разницы.
— Я не уйду, — Константин мотает головой. — Не оставлю её. Не оставлю. Я обещал ей, что больше никогда не оставлю.
Мев прожигает его прищуренным взглядом, скептически поджимает губы, и, спустя секунды тягостного молчания, кивает на узкий кремневый нож, который, вместе с другим скарбом вроде костяных игл для шитья и чего-то ещё притащил Нанчин.
— Срезай одежду.
Пока молодой человек возился с тряпками, хранительница мудрости ходила вокруг алтаря, изучая раны on ol menawi.
— Посмотри, minundhanem, — подзывает Мев Катасаха, и запускает в одну из Анны ладонь по самое запястье. — И вот ещё, — ещё одно отверстие. — И здесь. Она словно побывала на рогах андрига.
— Неси жилы, — велел Катасах молчаливому Нанчину. — Будем шить. Я подскажу.
— Молока ей дай, — хранительница мудрости кивнула на приготовленную чашку.
Молодой человек замешкался, но исполнил требование. Катасах одобрительно кивнул.
Не обращая на него внимания, Мев продолжала по-хозяйски ворошить пальцами в ранах Анны, хмурясь и что-то обдумывая.
— Твой талант в узлах и швах раскроется и в этой бедной плоти, лунная жрица, — подбадривает Катасах. — Начинай.
В конце концов, on ol menawi всегда была добра к детям Тир-Фради. Хранительница мудрости шумно выдохнула и нависла над Анной.