Танец песчинок

В руках многие держали стаканы, но выпивка в этот раз не веселила. Люди пили больше от безысходности, чем от желания действительно напиться. Передавая друг другу бутылки, они словно давали последний шанс на спасение, но при этом отлично понимали, что максимум, на что способно спиртное, это дать им умереть в беспамятстве, не мучаясь и не сжимаясь от страха.

Многие полицейские, которые остались охранять эту свору от самих себя, тоже были навеселе. Я не стал делать замечаний – я был не тем, кому это под силу, а уж тем более не тем, кого бы они послушали.

Я сбежал оттуда, как иные сбегают с места преступления, хотя единственное в чём меня можно было обвинить – я не оправдал чужих ожиданий.

Иногда подобное обвинение одно из самых суровых.

Именно оно и встретило меня в полицейском участке. В резко вскинувшем голову Бобби. В бросившейся ко мне Ивелин. Я лишь пожал плечами им в ответ. И если бывший толстяк досадливо поморщился, то женщина застыла на месте, а лицо её сделалось каменным.

Надо, наверное, было подойти, обнять и утешить, но из меня хреновый утешатель, я уже говорил. К тому же, у меня не было уверенности, что я смогу сделать это искренне. Не прямо сейчас, когда в памяти ещё жили слова, услышанные от Ивелин…

– Что у нас с бароном? – спросил я Бобби, всё ещё желая действовать, а не стоять на месте. – Вы вчера что-нибудь выяснили?

– Ничего, – он покачал головой. – Барон затаился. Его люди пропали отовсюду. Кого не спросишь – уже несколько дней их не видели. Может и правда, а может, людям заплатили, чтобы они так говорили. Заплатили или запугали.

– А может, он просто ушёл.

Я и пересказал Бобби обстановку в особняке Рюманова. Когда договаривал, за спиной послышался скрип двери. Я резко обернулся, но успел уловить лишь исчезающий силуэт Ивелин. «И куда она в такой момент? Искать Мерка? А разве можно его сейчас найти?» – вздохнул я, а Томаш насмешливо и вкрадчиво спросил: «Ты собираешься запретить матери искать собственного сына?»

Я не собирался. Я вышел за Ивелин на улицу, увидел застывший силуэт прямо посреди дороги и лишь собрался окликнуть, как понял, почему она так стоит.

Самум уже был здесь.

Нависая над городом, он подходил к окраинам. Можно было различить мельтешение песка в этой чёрной пелене. Слышно было завывание и чувствовался неземной холод, словно внезапно посреди пустыни вдруг разразилась вьюга. И сейчас буран заметёт всё, припорошит и оставит сокрытым.

Только вместо снежинок будут песчинки. И их удары в тысячи раз острее и больнее. И ни одно, даже самое жаркое солнце, не превратит их в безвредную воду, дарующую очищение.

– Вот и всё… – прошептал кто-то рядом со мной.

Я оглянулся и увидел Бобби. Вцепившись в дверную ручку, словно в якорь, он стоял и смотрел. Пальцы побелели от напряжения, а губы шевелились, словно шептали молитву неведомому божеству.

Только молитвы нам и оставались.

* * *

Удивительно, но я не паниковал. Самум, хоть и был рядом, двигался медленно. Время, чтобы уйти и спрятаться, ещё оставалось. Самым логичным было запереться в тюремной камере. Те стены были рассчитаны на взрыв бомбы.

Однако боги, которым, возможно, молился Бобби, услышали нас. А вернее, один единственный бог, воплощённый в самом противоречивом человеке Медины.

Со стороны аэропорта, который ещё не был затронут бурей, послышался рокот, перекрывший даже приближение стихии.

Чёрные точки, числом семь, приближались, выстроившись в холодный и безжалостный строй. Они шли на город, и в моей душе против всех тревожных предчувствий, какие нашёптывал внутренний голос, затеплилась надежда.

– Винтокрылы Великороссии, – прошептал Бобби. В его голосе жила даже не надежда, а вера в спасение. И не важно, что она была связана с человеком, который его использовал, а затем выбросил.

Именно чужая вера и помогла мне разрушить собственную. Я пристально взглянул, и теперь уже тревожное предчувствие не смогло спрятаться. Я вытащил его наружу, как червя из яблока, и внимательно рассмотрел.

Всё происходящее было ошибкой. Одной большой ошибкой, которая вела в пропасть.

Я не видел отсюда, да и никто, думаю, не мог бы увидеть, будь у него даже бинокль, но отчётливое знание, что именно находится на борту винтокрылов, жгло душу.

«Он собирался разделить город на две части», – так говорила Легба.

«Это тоже зло, что и в песке», – так говорил Канга.

«Это зло забрало силу Шустера и Легбы», – так говорил Рабби-Элох.

Винтокрылы Великороссии не вели нас к спасению, а приближали конец. Мне показалось, что барон и сам догадывается об этом. Быть может, он устал ждать и просчитывать различные варианты, а потому решил рискнуть? И теперь, как заядлый игрок в покер, всё повышает и повышает ставки, стремясь взять стихию на испуг. Поймать на свой блеф.

Вот только карты, краплёные, барон. Самум знает всё, и его так просто не купишь. А может быть, ты не смог предсказать это? Погряз в своих расчётах, и когда случилась неожиданность, то просто достал самое мощное, что было в твоём арсенале, а теперь, хоть и знаешь, что проиграл, не можешь отступить?