Таня Гроттер и кольца Четырёх Стихий (СИ)

Катя шла по проходу, сияя широкой радостной улыбкой, и была настолько неотразима, что сейчас в глазах большей половины присутствующих снова переместилась на недавно покинутое первое место в рейтинге красавиц школы. Её белое платье с золотистыми вставками, как и положено, идеально гармонировало с убранством зала, а собранные на одну сторону вьющиеся светлые локоны закрепляла подаренная бабусей Ягуна фамильная золотая заколка искусной гномьей работы. Корсет и тонкие бретели платья украшали несколько роз из ткани, неотличимые от настоящих.

Пока Катя, сопровождаемая вздохами и ахами, подавляющее большинство из которых принадлежало Дусе Пупсиковой и Верке Попугаевой, шла к центру мозаичного круга, Таня исподтишка наблюдала за Ягуном. Было абсолютно понятно, что если до этого часа в её друге и оставались сомнения по поводу окончания вольной холостяцкой жизни, то сейчас они развеялись, как дым по ветру. Так, как на Катю сейчас, внук Ягге никогда не смотрел ни на одну новенькую модель пылесоса в витрине Лысогорского магазина маспорт-товаров. В этом взгляде было столько зашкаливающего обожания, что хватило бы всему населению планеты и на древние цивилизации бы немного осталось.

Но вот Катя приблизилась к Сарданапалу, Ягун, опомнившись от восторженного оцепенения, шагнул вперёд, занимая место рядом с будущей женой, и бракосочетание началось. Последовало традиционное вступление академика, затем приношение клятв, обмен кольцами, изъятыми у приставленного охранять их Ваньки, и, в кульминации, принесение жертвы, осуществляемое лично Сарданапалом. Так как всё происходящее во время последнего упомянутого ритуала закрывала ширма, психика никого из присутствующих не пострадала — только Тарарах печально вздохнул, что это был его последний королевский голубь, и придётся теперь доставать где-то новый выводок, а они нынче птицы редкие.

В зале полыхнула белая вспышка, означающая, что все условия обряда были соблюдены, а жертва принята. Ягун под аплодисменты поцеловал Катю, и новоявленные супруги начали принимать посыпавшиеся на них со всех сторон поздравления. Честь принести те первыми, разумеется, выпала их лучшим друзьям, по причине своего близкого нахождения успевшим добраться до Кати и Ягуна раньше всех.

К тому времени, как Таня, Ванька и Гробыня выпустили мужа и жену из своих объятий, Сарданапал, Ягге, да и вообще добрая половина преподавательского и приглашённого в качестве гостей состава вместе с богатырями вышибалами, которым не хватило места в зале и которые удобно устроились на полянке возле окон, растроганно всхлипывали (а некоторые, в числе которых оказался и Усыня, даже в полный голос рыдали) — как и предсказывал в своё время Ягун.

Катя к радостным визгам собравшихся девушек объявила, что будет кидать букет, и Таня тихо слиняла к столикам, на которых уже появились всевозможные яства. Зато Гробыня, решительно подбоченившись, полезла в самую гущу событий.

— Эй, Склепова, куда это ты собралась? — с насмешкой окликнула её Таня. — Ты ведь уже замужем!

— Ну и что? — фыркнула Гробыня, резко вскидывая свои тонкие, сегодня в тон волосам синие, брови. — А вдруг мне суждено завести мужской гарем? И вообще, я чисто из принципа. Не переживу, если букет поймают Зализина или Пупсикова!

И с этими словами «мадам Гломофф», пожелавшая официально остаться «мадам Склепофф», ринулась в небольшую толпу девчонок, активно работая локтями. Таня, приподняв брови, провожала её взглядом, про себя отметив, что по поводу незаслуженного счастья Зализиной переживала Гробыня совершенно зря: букет сложно поймать той, кого здесь нет. Как странно. С учетом, что Бедная Лизон в принципе любила посветить своим скандальным присутствием везде, где могла, к тому же лично помогла организовать здесь добрую половину всего… Таня раздраженно отогнала мысль, не может ли её подозрительное отсутствие быть связанным с отсутствием на этом прекрасном празднике жизни ещё одной личности. Ещё ревновать сейчас начать не хватало.

«Пф, “начать”! — ехидно пырхнул внутренний голос. — Как будто ты когда-то прекращала.»

Таня от души посоветовала своему внутреннему голосу заткнуться по-хорошему.