Таня Гроттер и кольца Четырёх Стихий (СИ)

— В ту пору твой отец заканчивал четвёртый курс. Его драконбольная карьера как раз достигла своего пика. Он был молод, красив, из именитой семьи, как следствие — популярен среди женской аудитории и, разумеется, как всякий мальчишка его возраста, ставший знаменитостью благодаря своему таланту, не лишён себялюбия и некоторой заносчивости. Ему в равной степени хорошо давались и учёба, и сердечные победы, и драконбол, но в те дни, бесспорно, все усилия он вкладывал только в последнее. Тогда же в нашу школу перевелась ученица из, увы, доживающей свои последние дни академии Скаредо — избежала участи своих товарищей практически чудом, ведь никто не знал, что там совсем вскоре случится. Девушка была и смышленая, и симпатичная, но, несмотря на демонстрируемое в Тибидохсе исключительно прилежное поведение, с весьма определённой взбалмошной репутацией, хвостом тянущейся за ней из старой школы. А поэтому не лишённая своего очарования и некой… хм… загадки, на которые Лео и попался, как водяной на крючок.

Сарданапал тихо засмеялся себе в усы. Таня ревниво фыркнула.

— Твой отец, скажем так, был спортсменом не только на поле, но и в жизни — ему всегда хотелось выигрывать любой ценой. А эту девушку отличала от остальных подчёркнутая невосприимчивость к его обаянию — скорее, оно наоборот её отталкивало. Та девушка воспринимала Гроттера примерно так, как ты воспринимаешь Гурия Пуппера — и нельзя сказать, что была совсем несправедлива в этом. А каждый новый поступок твоего отца, который просто бесился из-за того, что за ним бегала приличная часть школы, а единственная понравившаяся ведьма в эту часть упорно не желала входить, только укреплял её мнение. Апогея вся эта ситуация достигла, когда сразу после окончания матча с бабаями, в котором три из четырёх победных мячей забил твой отец, Леопольд во всеуслышание предложил ей стать его девушкой. Это был красивый, эффектный жест и, надо сказать, он ни секунды не сомневался, что она согласится. Она же при огромном количестве свидетелей на стадионе (где, кстати, были и журналисты, сразу же похватавшиеся за зудильники и свои блокнотики, чтобы запечатлеть момент эпохального сердечного поражения главной драконбольной звезды десятилетия), отказалась. Причём выразилась как-то забавно… — Сарданапал на мгновение задумался. — Что-то вроде: «Скорее лягушки в школьном рву утопятся, чем я буду бегать к тебе на свидания!»

У Тани вдруг возникло странное ощущение, будто она уже где-то слышала или, скорее, видела эти слова, но она так и не смогла вспомнить, где и когда именно, так как академик продолжал рассказ:

— Лео, наверное, первый раз в жизни получил отказ, да и ещё в настолько унизительных обстоятельствах. Ему, ещё разгорячённому после игры, разозлённому и с уязвлённым самолюбием, кровь в голову ударила. Он вскочил на контрабас, отобрал у только что приземлившегося комментатора рупор и взлетел, на весь стадион объявив, что разобьётся о купол, если она не изменит своего решения сию секунду. Не на ту напал — девочка-то и правда с непростым характером оказалась, абсолютно хладнокровная! Да она просто обсмеяла его, даже бровью не поведя: вот уж не знаю, действительно всё равно ей было, или просто настолько уверена была, что он не всерьез. Ну, в купол, разумеется, твой отец не врезался — свернул в сторону за полметра до него, одумавшись в последний момент. А когда приземлился, во всю глотку крикнул ей: «Даже не знаю, на что я здесь позарился! Ты просто ещё одна избалованная дура! Закончишь школу и вернешься к мамочке и папочке, или будешь до старости на Лысой горе сушеными угрями торговать! А я… Я ещё великим учёным стану, мир изменю, мою биографию в учебниках на первых страницах печатать будут! Меня все будут знать, и не благодаря какому-то драконболу!»

— И, как видишь, слов на ветер он не бросил, — немного помолчав, добавил Сарданапал. — На пятом курсе Лео всерьёз занялся наукой, постепенно зарыв в землю свой другой, бесспорно, немалый спортивный талант, чем изрядно заставил понервничать разочарованного Соловья, мечта которого воспитать великого драконболиста снова канула в Лету. Да и несметное количество своих фанатов огорчил тоже. Зато действительно стал великим учёным, алхимиком. Одним из лучших, — академик замолчал, снова принявшись рассматривать кружащих в небе птиц.

— А она? — с любопытством протянула Гроттер. — Что, так и стала после школы на Лысой горе сушёными угрями торговать?

Морщинистое лицо академика Черноморова разгладилось, и стало понятно, что он ждал этого вопроса.

— А она… — вздохнул Сарданапал, мечтательно улыбнувшись. — Она стала твоей мамой.