Таня Гроттер и кольца Четырёх Стихий (СИ)

— Гроттеры — прекрасный древний род светлых магов (хотя и среди них встречались черномагические фрукты — это, увы, неизбежно!). Но и по линии твоей матери, как ты уже убедилась, семья твоя, и без плесенью разросшейся на её древе Чумы-дель-Торт, была весьма занятной. В отличие от Гроттеров, по большинству тёмной — и временами тёмной очень, ты права! — но не менее уважаемой в обществе и чрезвычайно, чрезвычайно любопытной… Сдаётся мне, Чума никогда бы не поднялась так высоко, родись она в иных обстоятельствах. Ты, верно, заметила, что родословная велась исключительно по женской линии? Что ж, большинству магов всегда были чужды нелепые лопухоидные предрассудки, и наследниками или наследницами принято было считать тех, чья магия была сильнее… Но это уже разговор для иного раза, — деликатно прервался академик, чуть наклоняя голову в её сторону. — Нам понадобятся куда менее сжатые временные сроки и куда больше чая, девочка моя! Чуми, Скаредо и всё, что захочешь знать… У меня много историй — в конце концов, многих из твоих родственниц я знал лично — и теперь уж ты достаточно взрослая для того, чтоб слушать их, не осуждая и не воспринимая слишком близко к сердцу. Многие из твоих предков были… кхм… людьми плавающей морали, и колдовали исключительно красными искрами, но это вовсе не значит, что они были плохими людьми. Некоторыми из них я восхищался так же, как твоей матерью или тобой.

Таня смутилась и потёрла пальцами нос. Она уже подумывала, как бы повежливее распрощаться и пойти переварить эту беседу наедине с контрабасом, как тут академик Черноморов дрогнул разноцветными усами и снова лукаво подал голос:

— К счастью, не имею вредной привычки совать нос в личную жизнь своих учеников, но раз уж ты ко мне заглянула… Ты не против, если мы с тобой ещё немного поболтаем на другую тему? Уважь старого глупого старикашку, как на днях меня весьма забавно охарактеризовал кто-то из первокурсников. Увы, Меди… Кхм, я хотел сказать, Медузия Зевсовна, — неловко кашлянув, поправился Сарданапал, — нашла это прозвище оскорбительным и назначила бедняге наказание, в то время как я совсем не считаю его обидным! Мне кажется, иногда она бывает чересчур строга к детям.

Гроттер снова покорно осела в кресле. Между тем академик поднялся на ноги.

— Итак, — вздохнул Сарданапал, подходя к окну и кладя старческие морщинистые руки на шершавый тысячелетний подоконник, пред этим задумчиво проведя по нему ладонью. — Всё-таки Глеб Бейбарсов?

— Да, — односложно отозвалась Таня.

Она ожидала неизбежных расспросов о причинах своего выбора, но их не последовало. Академик просто кивнул, как и Ванька, принимая её решение таким, какое оно есть. Несколько минут учитель и бывшая ученица провели молча. Сарданапал беззаботно разглядывал птиц за окном, кружащих всего на пару метров выше стены и суетящихся перед началом дождя. Где-то вдалеке, за Гардарикой, уже гремел гром. Народу на стене заметно поубавилось: ученики, забредшие туда ради любопытства, спешили смыться в уютную гостиную Жилого Этажа, либо в библиотеку к Абдулле, дабы воспользоваться последней возможностью хаотично зазубрить что-то перед завтрашними возобновившимися экзаменами. А гости спешили улететь, дабы не попасть в бурю, или хотя бы успеть подняться выше уровня дождевых облаков, пока не ливануло — но время у них ещё было.

Помолчав ещё немного, Таня, наконец, не выдержала и заметила:

— И всё-таки, вы были неправы.

— Хм. Вот как? — лукаво блеснул глазами директор. — И в чём же?

— Помните, когда я улетала с Ванькой в лес, вы сказали, что история не любит ничего нового. Что ей свойственно повторяться, — Таня выжидающе смотрела на академика.

— И я был совершенно прав, — невозмутимо подтвердил тот, к немалому Таниному удивлению.

Заметив реакцию бывшей ученицы, академик Черноморов пояснил:

— История — или жизнь, как тебе угодно, — материя очень тонкая. Она не любит новых сюжетов, но и обыденности не выносит. С каждым разом она привносит что-то своё, но неизменно накладывает на канву того, что уже когда-то было, ляпает новые мазки поверх старой картины — ни в одном месте, так в другом. Вот взять, к примеру, твоего отца Леопольда, — продолжал директор. — Какая у него отчаянная первая любовь была!.. Клочья во все стороны летели, почти как у тебя с Глебом!

На лице Сарданапала мелькнула улыбка, будто он вдруг вспомнил старую забавную шутку. Таня вся обратилась в слух.