Таня Гроттер и кольца Четырёх Стихий (СИ)

— Что-то из твоего детства. До того, как ты стал некромагом, — она только что поняла, что не знает абсолютно ничего из того, как жил Глеб, когда был ещё обыкновенным лопухоидным мальчишкой.

Ударяться в ностальгию Бейбарсов не спешил, но дочь Леопольда не отступила. С некоторым трудом разлепив глаза, она покосилась на него и, добавив в голос требующиеся интонации, с которыми ей раньше часто приходилось тесно сотрудничать на уроках Сарданапала, когда она опаздывала на них с тренировок, протянула:

— Пожалуйста?

Немного поколебавшись, Глеб сдался и, вздохнув, кивнул.

— Мы жили с родителями в Питере, — задумчиво начал он, глядя куда-то перед собой, в пустоту. — Когда мне было четыре года, отец развёлся с матерью. Я не очень хорошо его помню, да и не особо хочется. Квартира стала нам не по карману, и мы с мамой переехали в Муром, к бабушке и дедушке. Дальше всё как обычно — друзья, игрушечные машинки, детский сад…

Таня не сдержала улыбку, не сумев вовремя остановить свою богатую фантазию — роковой некромаг Глеб Бейбарсов в песочнице с малиновой игрушечной лопаткой смотрелся мощно. Глеб не обратил внимание на её хихиканье.

— Потом пошёл в школу, — неохотно продолжал он. — Учился средне: иногда двойки были, иногда четвёрки. Мама любила повторять, что я балбес с подзарядкой.

— Это как?

— Ну, если мне дать ментального пинка, то примерно на два дня меня хватит быть умничкой, учиться на одни пятёрки и регулярно переводить дряхлых старушек через дорогу. А когда заряд закончится, я буду бунтовать, грубить всем подряд, сбегать с уроков и вообще становлюсь неуправляемым. Потом мне снова дают ментального пинка, и я снова становлюсь «золотым» мальчиком. И так до бесконечности.

Таня невольно задумалась над его словами. В сущности, Бейбарсов сейчас очень точно выразил её собственные мысли. Дочери Леопольда довольно часто в последние месяцы приходило в голову, что она тоже способна работать только с морального пинка. Ещё учась в Тибидохсе, она подсознательно замечала, что стоит ей, например, выслушать строгий разнос Медузии или Поклёпа, или хотя бы минут пятнадцать пообщаться с Шурасиком, как на неё тут же накатывало желание учиться, учиться, и ещё раз учиться, до потери ориентации в пространстве, как на человека, погладившего пегаса, накатывает непреодолимое желание рисовать или писать стихи. И она с ударными темпами начинала штудировать библиотеку и терроризировать неплохо относящегося к ней джинна Абдуллу вопросами по проходимому сейчас материалу. Однако уже ко второму-третьему вечеру охота заткнуть за пояс своими знаниями Сарданапала улетучивалась, и потом Таня несколько дней училась вообще из рук вон плохо. То же самое явление было применимо и к драконбольным тренировкам, и к урокам готовки (одно время, на третьем курсе, она, Лоткова, Дуся Пупсикова с Веркой Попугаевой и даже Гробыня, от которой никто вообще такого рвения приобщиться к мировой кулинарной индустрии не ожидал, всерьёз загорелись идеей научиться готовить без помощи магии), и к многим другим похожим ситуациям. Только Таня всегда называла это состояние «синдром Шурасика».

— А что было потом? — жадно спросила ведьма.

— А потом… — Глеб, продолжая смотреть в никуда, ухмыльнулся. — Потом, в один далеко не прекрасный день, я обнаружил, что могу спокойно стоять в минус пятнадцатиградусную температуру в одной футболке, а через день нашёл на улице того самого котёнка. Что было дальше, ты уже знаешь, — устало закончил он, наконец отрывая взгляд от каменной стены магпункта.

— Почему ты раньше свой дар не использовал? — поинтересовалась Таня и по насмешливому взгляду парня поняла, что сморозила глупость.

— Раньше, насколько ты, думаю, помнишь, я был некромагом. А они неуязвимы. В том числе, не чувствуют жары или холода. Им, по большому счёту, не нужны тепло, солнечный свет, эмоции и чувства, так что... Зато теперь я действительно рад, что у меня есть именно этот дар, — добавил он, недвусмысленно покосившись на облокотившуюся на него Таню. В глазах у бывшего некромага плясали торжествующие огоньки. В глазах…

«Глаза, — внезапно осознала Таня. — Да они же зелёные!»

Да, сомнений не было. После утраты некромагического дара из взгляда Глеба, как и у его подруг, ушла тьма, и его глаза стали такими же, как были когда-то, до знакомства с ужасной старухой. Его зелёный был куда темнее, чем Танин «яблочный», с вкраплениями карего. Но завораживал при этом, почему-то, ничуть не меньше, чем его прежний, непроглядно чёрный, взгляд.

Пока Таня анализировала в голове это изменение, Бейбарсов с досадой поморщился.

— И почему тебя это так удивляет? Я что, по-твоему, не человек?

Таня с лёгкой улыбкой покачала головой.

— Знаешь, — задумчиво протянула она, тщательно сверяясь со своими внутренними ощущениями. — Таким ты мне нравишься уже больше. Правда.

— Что, мне настолько идёт зелёный? — развеселился Глеб.

— Я не цвет глаз имела в виду.

Они разом умолкли.

— И на сколько же больше? — помолчав, негромко поинтересовался Глеб. Его голова при этом чуть наклонилась к ней.