Таня Гроттер и кольца Четырёх Стихий (СИ)

Едва Таня прочла записку, в её левом нижнем углу вспыхнул маленький синий огонёк, который через несколько секунд охватил весь клочок бумаги целиком. Тот растаял, оставляя в Таниных руках только воздух. «И что это должно значить?» — недоуменно, но не без раздражения подумала Гроттер, вновь начиная оглядываться в надежде найти того, кто оставил на подоконнике послание. Но вокруг по-прежнему никого не было — коридор был совершенно безлюден.

Таня нахмурилась. «Древнирова борода, опять! “Мудрые” записки, какие-то туманные предупреждения… Вот только понять бы, о чём. Да сколько можно-то?! Нельзя хоть раз нормально сказать, так мол и так, у вас, девушка, серьёзные проблемы. Так нет, бумажечки подсовывают! Интересно, кто вообще это делает и… зачем?». Этот вопрос безмолвно повис в воздухе. Таня всё ещё стояла возле витража, неосознанно наблюдая за игрой теней в его разноцветных стёклышках — соединяясь, те образовывали целую красивую картину, изображавшую стаю взлетающих жар-птиц, — и безуспешно пыталась разобраться в очередной возникшей загадке. О чём её стараются предупредить? И… предупреждение ли это вообще? Но даже если и так, то кому это надо? Всем, кто мог это сделать по Таниным соображениям, незачем было прибегать к такому сложному способу. Конечно, был один человек, в чьём духе вполне были подобные фокусы, но… «Даже Глебу — зачем оно? — здраво рассудила Гроттер, предпочитая не уподобляться, подобно большинству магов, поспешным суждениям о поведении некромагов, пусть даже и бывших. — Насколько я его знаю, если бы он хотел меня о чём-то предупредить, то наверняка сказал бы прямо». Нет, Бейбарсов явно не подходил на роль таинственного доброжелателя. Глеб любил темнить, но только не в том случае, когда от этого напрямую зависела чья-то безопасность — а последняя сейчас исчислялась населением всего Буяна в ближайшем будущем и всего мира в перспективе.

Таня мотнула головой, наконец отрывая взгляд от причудливых переплетений стёклышек, и вдруг осознала, что за время, пока она торчала в этом злосчастном коридоре, солнце уже почти полностью село. Ведьма смотрела, как его прощальный, необычно яркий луч пронзил высокий витраж (от которого она немного отступила несколько мгновений назад), заставив его «взорваться» россыпью красок. А затем луч погас, оставив Таню стоять в полутьме галереи, теперь освещённой только призрачным сиянием факелов. Почему-то этот момент показался Тане каким-то подозрительно символическим, и мысль эта не доставила Тане особенного удовольствия.

Сразу стало гораздо холоднее, хотя, казалось, холоднее уже некуда (Эх, как она тогда ошиблась!..). Таня поёжилась. «Похоже, срок действия согревающего зелья имеет жёстко лимитированный предел…» — уныло подумала она, застёгивая молнию на зимней куртке, которая была надета на Тане поверх майки и трёх свитеров. Ещё раз оглянувшись напоследок и, как и следовало ожидать, ничего больше не обнаружив, Таня развернулась и быстрым шагом направилась вверх по лестнице, ведущей в Большую Башню. Тяжёлая, совсем не по-тибидохски мрачная атмосфера не нравилась ведьме, и ей хотелось поскорее добраться до своей комнаты. Поэтому Гроттер решила воспользоваться одним из потайных ходов, который они с Ванькой обнаружили ещё курсе на втором и с тех пор частенько эксплуатировали. Поднявшись до второго пролёта лестницы, Таня отыскала неприметную на первый взгляд щель возле самого пола, в которую с трудом бы протиснулся даже сидящий на хронической диете хмырь. Чуть помучившись, внучка Феофила Гроттера, наконец, вспомнила нужное заклинание и, подняв руку с перстнем, негромко произнесла:

— Халтурус всплывалус!

Зелёная искра скользнула в сторону щели, и та сразу начала расширяться, пока не достигла размеров большой арки. Таня спокойно, как она делала уже тысячу раз до этого, шагнула внутрь, и проход за её спиной тут же исчез, вновь превратившись в обычную неприметную щель. Таня быстро зашагала вдоль узкого коридорчика. Как и весь Тибидохс, его теперь освещал мерцающий голубоватый свет проклятых факелов. Без приключений миновав коридор, Гроттер выскользнула из-за портрета какого-то почтенного мага с кудрявой коричневой бородкой и оказалась в очередном коридоре, соседствующим с коридорами Жилого Этажа.

— Per aspera ad astra! (Через тернии к звездам! (лат.)) — напыщенно изрёк перстень Феофила Гроттера. А затем, на мгновение примолкнув, проворчал совсем уж, как показалось тогда Тане, неуместную в этом случае фразу: — Запомни, внучка! Monstrom in fronto — monstrom in animo! (Чудовище снаружи — чудовище внутри! (лат.))

Таня удивлённо подняла брови, посмотрев на своё говорливое кольцо, но как раз в этот момент…

— Это не так, — раздался сзади негромкий голос.