Танковое жало

Голос его отразился эхом между каменных плит, и вдруг раздался громкий посвист, а через пару секунд взорвался тугим ударом, который ухнул прямо над головой, опалил жаром и оглушил танкиста. Посыпалась каменная крошка, пыль забила горло и глаза. Лейтенант взмахнул руками, пытаясь отогнать ее, потерял равновесие от того, что земля вдруг ударила его по ногам и опрокинула. Он растерянно разинул рот, пытаясь избавиться от звенящего пульса боли в ушах и висках. С трудом разлепил ресницы и через серую каменную взвесь внезапно не увидел Коха. Там, где только что он медленно шагал, ничего не было, только облака пыли. Фельдфебель словно сквозь землю провалился. Командир роты поднялся с земли и повернулся назад, чувствуя за спиной нарастающий жар, и ахнул – крайний танк в колонне занялся словно факел от черной пробоины в башне. Из развороченного ударом снаряда отверстия с места штурмана на него смотрела обугленная, искромсанная масса, которая напоминала человека лишь тлеющими обрывками формы. Два окровавленных танкиста пытались выбраться через люк из подбитой машины, но у них ничего не получалось, потому что у одного оторвало руку, а второй ничего не видел – его лицо превратилось в кровавую кашу без глаз, носа, рта. Он смог подтянуться на руках, протиснуться плечами вперед через деформированное от взрыва кольцо и тут же дернулся от выстрелов, и его тело безжизненно повисло. Его все еще живой товарищ в отчаянии принялся колотить по мертвецу кулаком, пытаясь освободить себе проход из выгорающей изнутри металлической душегубки.

Стефан Нойман крутил головой, от удара взрывной волны он не слышал ничего, кроме глухого гула в ушах. Вдруг слух вернулся, и он услышал крики ужаса, хрипы умирающих и собственный высокий до визга голос, который выкрикивал без остановки:

– Ловушка! Ловушка! Это ловушка!

За несколько минут до первого удара немецкий офицер видел лишь спину фельдфебеля Коха и не догадывался, что тот идет медленно не потому, что вдруг обнаружил ошибку в данных абвера, а потому, что ищет глазами выступ или щель, куда можно будет укрыться через несколько секунд. Цепочка немецкой бронетехники уже полностью вошла в пролом, добралась до узкого места, у него осталась всего лишь пара секунд до разоблачения. Найти такую впадину Шубин не успел. Позади раздался окрик лейтенанта Ноймана, и он понял – пора действовать! Пусть даже рискуя самому оказаться под выстрелами М-8. Он сунул два пальца в рот и свистнул со всей силы, так что этот залихватский звук разнесся между каменными пиками. Тотчас же грохнула артиллерийская установка, наводчик попал точно в цель. Немцы, ошарашенные атакой, даже не суетились, они крутили головами, прятались назад в люки, не понимая, что произошло. Глеба Шубина тоже ударило о твердый выступ, он заранее открыл рот пошире, чтобы ударная волна не повредила барабанные перепонки. И все равно после удара снаряда его будто шарахнули по голове чем-то тяжелым. Все поплыло перед глазами, серо-желтые плиты вдруг накренились, и разведчик понял, что не удержал равновесие, упал на колени. Он крутил головой, стряхивая каменное крошево, что сыпалось со всех сторон. Вдруг что-то мягкое коснулось шеи. Капитан ухватился одной рукой – веревка! Вверху показалось лицо одного из артиллеристов, он дернул за конец веревки, показывая без слов – давай, хватайся. И вовремя. Несколько сильных рук едва успели затянуть Глеба наверх, как разорвался второй снаряд, за ним третий, четвертый, пятый! Грохот и уханье слились в общий вой, между каменных преград разлилось огненное море, танки загорались один за другим, получая пробоины. Капитан Шубин снова упал вниз и раскрыл рот, чтобы выдержать ударную волну, которая в узком ущелье была такой, что у людей темнело в глазах, а в ушах стоял звон. Сквозь крики и артиллеристов, и раненых немцев разведчик услышал приказ командира танкистов:

– Из машин, из машин немедленно. Вниз на землю! Залезайте под танки! Из машин! Нет, нельзя прятаться внутри, это опасно!

Перед внутренним взором Шубина мелькнула небольшая дверца внизу корпуса, почти у самых траков. Он кинулся к лежащему рядом артиллеристу, который сквозь пыль высматривал себе мишень для выстрела из ружья.

Глеб схватил его за рукав:

– Стойте! Надо остановить атаку, мы понапрасну израсходуем снаряды.

И тут же раздалась новая серия ударов, и Глеба окутало будто маревом. Он пытался встать, но каменная площадка под ним вставала дыбом и с размаху била ему в ноги так, что казалось, ломались кости. Еще восемь попаданий, восемь снарядов поразили машины танковой роты капитана Ноймана. Едва стихло громыхание отколовшихся от стен камней, уменьшился вой огня, и Шубин закричал так, что Кротов на той стороне его услышал:

– Отставить огонь! Они нашли укрытие, немцы под танками! Оставить! Не тратить снаряды!