Танские новеллы

Отомстив убийцам отца и мужа, Сяо-э вернулась в родные места. Все местные богатые семьи наперебой хотели породниться с ней, но она дала клятву не выходить больше замуж; срезала волосы, надела грубое платье и отправилась искать прозрения истины на горе Нютоу у настоятельницы монастыря Цзян. С охотой и усердием она выполняла все: молотила под инеем, собирала хворост под ливнем, сил своих не щадила в работе и в четвертую луну тринадцатого года[65] произнесла все монашеские обеты в монастыре Кайюань в Сычжоу, сохранив и в монашестве имя Сяо-э, чтобы не забыть о том, что с ней было в миру.

Летом того же года я возвращался в Чанъань. Проезжая через Сыбинь, заехал в храм Шаньи, чтобы посетить настоятельницу Лин.

Там было несколько десятков только что принявших обеты монахинь; с обритыми головами, в новых плащах, суровые, спокойно-задумчивые, стояли они рядами по обеим сторонам настоятельницы.

Одна из них спросила у настоятельницы Лин:

— Этот господин не тот ли судья из рода Ли в Хунчжоу — двадцать третий по счету?

— Да, он самый! — ответила настоятельница.

— Он дал мне возможность отомстить убийцам моей семьи, смыть нанесенную ей кровную обиду; все это милостью господина судьи, — сказала монахиня, поглядела на меня и заплакала.

Не узнав ее, я спросил, что она хочет этим сказать. Она ответила:

— Меня зовут Сяо-э, недавно я была вдовой-нищенкой. Вы разгадали имена двух разбойников, Шэнь Ланя и Шэнь Чуня; неужели не помните?

— Вначале не припомнил вас, а вот теперь узнаю, — ответил я.

Плача, Сяо-э рассказала мне подробно, как она отомстила Шэнь Ланю и Шэнь Чуню, убийцам ее отца и мужа, исполнила свою волю и решила до конца своих дней жить в лишениях и страданиях. Затем она прибавила:

— Настанет день, когда вы получите воздаяние за вашу милость.

Разве понапрасну все это было! Да! Ведь я смог разгадать имена двух разбойников, Сяо-э сумела отомстить убийцам отца и мужа. Путь святой истины ясен, можно его постичь.

Сяо-э была пряма, искренна, умна и чиста, наставляла заблуждающихся и сумела сдержать свою клятву. Став буддийской монахиней, она не носила шелков, не ела ничего острого и жирного, не говорила никогда того, что не отвечало бы правилам образцового поведения и законам буддийской веры.

Через несколько дней я получил предписание вернуться в Нютоу. Я переправился на лодке через реку Хуай, поспешил на юг и больше уже не встречался с Сяо-э.

По поводу этого благородный муж сказал бы: «Не изменить своей клятве, отомстить убийцам отца и мужа, — вот пример верности. Служить в людях как мужчина, но не показать, что женщина, — вот пример целомудренности. С начала до конца, во всем быть верной и чистой — так ведут себя только образцовые женщины. Вот, скажем, Сяо-э, ее примера достаточно, чтобы наставить тех, кто идет не по истинному пути и мутит Поднебесную; достаточно и для того, чтобы служить образцом супружеской ценности и дочерней почтительности».

История, которую я подробно рассказал, выдуманные загадки, встреча мертвых с живой, — все это дано для нравоучения.

Знать о хорошем поступке и не увековечить его, это значит пойти против основных положений «Чуньцю»[66]; поэтому-то я и записал эту историю, чтобы воздать должное Сяо-э.

НЕИЗВЕСТНЫЙ АВТОР БЕЛАЯ ОБЕЗЬЯНА, ОБ ИСТОРИИ КОТОРОЙ ЦЗЯН ЦЗУН [67] УМОЛЧАЛ [68]

Во времена династии Лян[69], в конце годов правления «Датун»[70], «полководец — усмиритель юга»[71] Линь Цинь отправился в южный поход. Достигнув Гуйлиня, он разбил войска Ли Ши-гу и Чэнь Чэ. Его помощник — воевода Оуян Хэ кратчайшей дорогой направился в Чанло, где усмирил все местные племена. Чем дальше вглубь продвигались его войска, тем больше препятствий встречалось на их пути.

Вместе с Оуян Хэ была его жена, изящная, стройная, необычайно красивая.

— Зачем вы, предводитель, взяли с собой красавицу? — говорили ему подчиненные военачальники. — Здесь живет дух, который любит похищать молоденьких женщин, а уж такой несравненной красавице будет очень трудно избежать опасности. Нужно ее хорошенько стеречь.

Оуян Хэ очень встревожился: выставил на ночь караул вокруг своего дома, жену упрятал в потайную комнату, тщательно запер двери, приставив к жене при этом еще десять служанок, чтобы они присматривали за ней. Наступила ночь, поднялся зловещий ветер, сгустилась непроглядная тьма. Лишь ко времени пятой стражи[72] все стихло. Успокоенные наступившей тишиной караульные задремали. Но тишина оказалась обманчивой, — вдруг все очнулись в испуге, словно от толчка. Глядь, а красавицу уже прозевали!

Двери были заперты на засов, как и прежде. Никто не мог понять, откуда она вышла. А вокруг — страшные кручи и скалы, сделаешь шаг и заблудишься так, что и тебя самого не найдут.

Все же на рассвете стали искать пропавшую, но следов красавицы не было нигде. В гневе и горе Оуян Хэ поклялся не возвращаться на родину без жены. Сказавшись больным, он задержал здесь свое войско.