Танские новеллы

— Это небо поразило меня, — взвыла обезьяна, — иначе разве это было бы вам под силу? Твоя жена уже беременна. Не убивай же сына, который родится! Он будет дружить с императором и прославит своих предков[74]. Сказав это, обезьяна испустила дух.

Оуян Хэ велел обыскать все кладовые и помещения: груды драгоценностей, множество редчайших вещей лежали на столах; не было на земле таких сокровищ, которых здесь не нашлось бы. Были найдены несколько ху прекрасных благовонных масел, пара драгоценных мечей; здесь оказалось 30 женщин, все удивительно красивые. Та, что попала сюда раньше всех, прожила здесь уже десять лет. Она рассказала Оуян Хэ, что когда красота увядала, обезьяна прогоняла женщину, но никто не знал куда. А теперь обезьяну поймали. Она была одна такая, и больше нет подобных ей.

На рассвете обезьяна умывалась, надевала шапку и белое платье, поверх него одежду из белого шелка, не обращая внимания на то, жарко или холодно. Она вся была покрыта белой шерстью, длиною в несколько цуней. Дома обезьяна постоянно читала какие-то деревянные таблички, исписанные чем-то вроде каббалистических знаков, понять которые было невозможно. Кончив читать, прятала дощечки под каменные уступы, ведущие в горы. Ранним утром она, бывало, исполняла танец с мечами, и вокруг нее летали молнии от сверкающего металла.

Питье и еда ее были необычны: она любила фрукты и каштаны, особенное же пристрастие питала к собакам, которых загрызала и выпивала из них кровь. После полудня она внезапно исчезала; долго бродила то там, то тут, проделывая иногда по нескольку тысяч ли, а вечером обязательно возвращалась. Такой у нее был обычай.

Если ей чего-нибудь хотелось, немедленно этого добивалась. Вечером затевала распутные забавы, длившиеся всю ночь напролет. Никогда не спала. По виду своему походила на человека.

В этом году, когда начался листопад, обезьяна как-то сказала с грустью: «Я провинилась перед духом горы и меня ждет смерть. Ищу спасенья среди сонма духов и может быть добьюсь».

А шестнадцатого числа прошлого месяца, когда взошла молодая луна, среди каменных уступов гор внезапно появился огонь и сжег все ее книги-таблицы. В отчаянии обезьяна сказала: «Мне уже тысяча лет, но не было у меня сына. Теперь вот будет сын, но мой смертный час уже близок». Затем, взглянув на женщин, заплакала и добавила: «В эти крутые горы никогда еще не забирался человек. Поднимешься повыше, так и дровосеков не видно. Внизу много тигров, волков, всяких диковинных тварей. Кто же, кроме посланца небес, сможет прийти сюда?»

Оуян Хэ забрал драгоценности и украшения, взял с собой и женщин, надеясь, что сможет узнать, где их семьи, и вернуть их родным.

В конце года жена Оуян Хэ родила сына, очень красивого мальчика. Впоследствии Оуян Хэ был казнен чэньским Уди[75].

Цзян Цзун всегда дарил своей дружбой Оуян Хэ и после смерти его полюбил мальчика за совершенно необычайный, выдающийся ум. Он оставил ребенка у себя и вырастил его. Благодаря ему мальчик спасся от нищеты и бед. Когда же он вырос, то, действительно, стал крупным ученым и каллиграфом, завоевавшим себе большую славу.

НЮ СЭН-ЖУ ПУТЕШЕСТВИЕ В ДАЛЕКОЕ ПРОШЛОЕ [76]

В середине годов правления «Чжэньюань»[77], потерпев неудачу на экзамене на степень цзиньши, я возвращался в местность между Юань и Е. Доехав до подножья горы Мингао[78], что к югу от Ицюе, я решил заночевать в местечке Даань.

Стемнело. Я заблудился и не мог добраться до места. Проехав еще десять с чем-то ли, нашел дорогу, легкую, хорошую; выглянула луна. Внезапно я почувствовал какой-то странный аромат и поспешил вперед, не зная даже, близко или далеко мне ехать. Появился огонек, и я решил, что это домик какого-нибудь крестьянина; подхлестнул свою лошадь и быстро доехал до большого строения. Судя по воротам и двору, это был дом богатой семьи.

— Зачем изволили пожаловать, сударь? — спросил меня привратник в желтой одежде.

— Я — Ню Сэн-жу. Потерпел неудачу на государственных экзаменах и еду домой. Направлялся я в Даань, но сбился с дороги и попал сюда. Прошу только ночлега, больше ничего, — ответил я.

Из дома вышла молоденькая служанка и сердито спросила у привратника:

— Кто это там?

Тот ответил:

— Гость, — и пошел доложить; через минуту вышел и пригласил меня:

— Прошу вас, сударь, войдите.

— Чей это дом? — спросил я.

— Входите и не расспрашивайте, — ответил привратник.

Пройдя больше десяти дверей, я дошел до большого зала, отгороженного жемчужным занавесом. Несколько сот людей в красных и лиловых одеждах[79] стояли на ступенях, ведущих в зал. Те, что были вокруг меня, сказали:

— Падите ниц!

За занавесом раздался голос:

— Я — мать ханьского государя Вэньди[80], государыня Бо. Это мои храм, место для вас, сударь, неподходящее. Зачем пришли осквернять его?

Я ответил:

— Мой дом в Юанься. По дороге домой я сбился с пути. Боясь быть растерзанным волками и тиграми, осмеливаюсь просить здесь приюта на ночь. Молю великую государыню не отказать мне.

Приказав поднять занавес и встав с места, она сказала: