Танцуйте свою жизнь. Психологические эссе о том, как вернуть себе себя

Утром, когда мы, легко усыпавшие без фокусов с «холодно-тепло», но просыпавшиеся ровно в тот момент, когда становилось понятно, что у бабушки сработало, бродили сонными мухами, она, свеженькая, выплывала в кухню и громко сокрушалась:

– Ну вот хоть бы на минуточку глаз сомкнула! Вы-то, как кони боевые, и стоя спите.

Она любила зиму. Часто брала снег на ладошку и держала до тех пор, пока он не стекал по пальцам струйками потеплевшей воды. Резво шуровала сугробы у крыльца большой деревянной лопатой. Никогда не клала соль меж рам – ждала морозных росписей. Куталась в старую серую душегрейку и тихо напевала у плиты, перемешивая свою чудо-капусту, которую никто из нас не мог дотушить до такого цвета глубокой ржавчины и восхитительного вкуса.

Память, память, память. Крупицы ее бесценны. С годами понимаешь, что все самое важное – это то, что мы чувствуем и проживаем, а не то совсем, чем мы владеем.

Я беру снег в руку и смотрю на него. Зима стягивает мне сердце своими эластичными бинтами. Мне с ней не холодно – тепло. А вам?

* * *

Когда бабушка болела или сильно уставала, она подолгу сидела возле горящей свечи. Нет, это не было магическим ритуалом или расчетом на высшие силы. Огонь успокаивал ее, поддерживал тот, который угасал внутри.

Когда бабушка была репрессирована, то все, что осталось у нее от дома, – это початый кусок туалетного мыла (она называла его духовым) и половина свечи.

– Без шуток думаю, что именно они помогли мне выжить. Почему? Потому что когда сильно качает, надо держаться хоть за что-то. Что-то, что связывает тебя с самым дорогим.

Я тоже люблю свечи. Мне тоже нравится смотреть на их живой огонь. И я тоже знаю, что на самом деле нам не нужно много для того, чтобы продолжать жить, продолжать верить, продолжать отстаивать себя в этом постоянно штормящем мире. Что-то, что связывает нас с самым дорогим. С домом, с близкими людьми, с самими собой, в том своем формате, где мы не сломлены обстоятельствами, не озлоблены, не лишены надежды. Бабушка умела это.

* * *

Это была почти единственная песня, от которой плакала моя стойкая к землетрясениям жизни бабушка. К землетрясениям – да, а вот снегопад Нани Брегвадзе пробирался к самой закрытой двери в ее душе, без наглости, бережно отворял ее и тихо ложился на пол в комнате заброшенной нежности, которую она заперла очень давно и навсегда, оставив снаружи более пригодные в непростой жизни чувства.

Едва в нашем старом радиоприемнике начинал звучать гордый, не заигрывающий ни с кем голос Нани, как бабушка, маленькая и сухая, мгновенно останавливала свое кухонное снование и садилась, наклонив белую в своей стопроцентной седине голову в сторону прекрасной музыки.

А я на этой песне, наверное, понемногу входила в профессию, потому что мне уже тогда очень нравилось наблюдать за людьми, разгадывать тайный смысл их бессловесных реакций, размышлять о чувствах и видеть картины, которые моментально визуализировала моя голова, иллюстрируя ими услышанное.

«Не спеши, снегопад, я еще не готова». «К чему?» – пыталась понять я в свои десять. По бабушкиным щекам текли слезы. Она понимала, к чему, в тогдашние свои семьдесят пять.

Много лет спустя, в Москве, я сидела в Большом зале консерватории. На сцене стояла неповторимая женщина, которая возвращала меня своим неповторимым голосом в неповторимые фрагменты моей жизни.

«Снегопад, снегопад, не мети мне на косы…» Я плакала, потому что мне уже не надо было догадываться о том, о чем понятия не имела та девочка с косами, которая сидела на кухне и грызла сочную капустную кочерыжку, отданную бабушкой после долгих приготовлений к суточным щам.

«Если женщина просит…» Снегопад неумолим, а бабье лето торопится даже тогда, когда не торопится. Но все-таки, все-таки у нас есть еще время не прятать на вечное хранение свою неизношенную нежность. Еще есть время быть в любви. Еще есть время.

* * *

Если бы мне сегодня, в этот прозрачный и уже вдыхающий осень день предстояло отвести ребенка в школу, если бы в моей руке волновалась его маленькая ладошка, если бы я искала способ, как его действительно поддержать, а не обременить своими красиво упакованными ожиданиями, которые он из всех своих силенок, даже не сказав мне об этом, стал бы оправдывать, потому что все дети неосознанно, но воспринимают наши ожидания как ту цену, которую они должны заплатить, чтобы стать любимыми и получить признание, так вот, если бы мы шли с ним сейчас к школе с большим букетом, я остановилась бы, присела, взяла его за руки, посмотрела в слегка напуганные глаза и сказала бы так, ну, или почти так:

– Ты идешь в школу не потому, что так надо и так принято. И ты идешь туда не для того, чтобы биться за пятерки, думая, будто оценки – это гарантия наличия знаний и успеха. Оценки ради оценок никому не принесли ни того, ни другого, поверь мне. И ты идешь туда не для того, чтобы мы тобой гордились и хвастались друзьям твоими достижениями. Мы гордимся тобой вне твоих успехов, просто потому что ты нам дорог. И любим мы тебя, не оценивая.