Тараканы

– Напоминает извивающуюся змею со светящимся узором на спине, тебе не кажется? – Она перегнулась через перила. – Знаешь, что странно? Я знаю, в этом городе найдутся люди, готовые с радостью убить за те жалкие деньги, которые лежат сейчас у меня в кошельке. И вместе с тем мне никогда не бывает здесь страшно. В Норвегии мы по выходным всегда ездили в горы, на дачу, и я с закрытыми глазами могу ходить по этой самой даче и всем окрестным тропинкам. А на каникулы мы отправлялись в Эрсту, где все знали друг друга и местная газета сообщала о мелкой краже в магазине как о сенсации. И все же именно здесь, а не там я чувствую себя надежнее всего. Здесь, где повсюду люди и я никого из них не знаю. Разве это не странно?

Харри не знал, что ей ответить.

– Если бы у меня был выбор, я хотела бы жить здесь всю оставшуюся жизнь. И тогда я приходила бы на этот мост, хотя бы раз в неделю, и просто стояла бы на нем и смотрела вниз.

– Смотрела бы на дорожное движение?

– Да. Я люблю дорожное движение.

Внезапно она повернулась к нему. Глаза ее заблестели.

– А ты не любишь?

Харри покачал головой. Она снова отвернулась, глядя на автотрассу.

– Жаль. Угадай, сколько сейчас машин едет по дорогам Бангкока? Три миллиона. Ежедневно прибавляется тысяча машин. Автомобилист в Бангкоке каждый день проводит в своей машине в среднем два-три часа. Ты что-нибудь слышал о «Комфорт-100»? Их можно купить на бензоколонках, это такие пакетики, куда можно помочиться, если застрял в пробке. Как ты думаешь, у эскимосов есть слово для обозначения транспортного потока? Или у маори?

Харри пожал плечами.

– Подумать только, сколько они упустили, – сказала она. – Те, кто живет в местах, где немноголюдно. Подними руки…

Она схватила его руку и подняла вверх.

– Ты чувствуешь? Чувствуешь вибрацию? Это энергия людей, что нас окружают. Она наполняет воздух. Когда ты будешь умирать и решишь, что ничто тебе больше не поможет, просто выйди на улицу, вытяни руки и впусти эту энергию в себя. И ты обретешь вечную жизнь. Правда!

Глаза ее сияли, лицо оживилось, и она прижала руку Харри к своей щеке.

– Я чувствую, что ты будешь жить долго. Необычайно долго. Гораздо дольше меня.

– Не говори так, – попросил ее Харри. Ее кожа пылала под его ладонью. – Это к несчастью.

– Лучше уж несчастье, чем никакого счастья. Папа обычно так говорил.

Он убрал руку.

– Ты не хочешь вечной жизни? – прошептала она.

Он сморгнул, зная, что именно в этот миг его мозг навсегда запечатлел картинку: как они стоят на мосту, по обе стороны от них мчатся в машинах люди, а под ними сверкает диковинный морской змей. Именно так мозг фиксирует места, осознав, что возврата сюда уже не будет. С ним и раньше такое случалось: однажды ночью в бассейне Фрогнер-парка, и другой раз, тоже ночью, в Сиднее, когда на ветру развевалась рыжая грива, и в третий, холодным февральским днем в аэропорту Форнебю, где посреди фотовспышек газетчиков его ждала Сестрёныш. Он знал: что бы ни случилось, эти образы останутся с ним навсегда и никогда не поблекнут, напротив, с годами они будут все ярче и неизгладимее.

В этот момент он почувствовал на своем лице каплю. Потом еще и еще. Он удивленно поднял глаза к небу.

– Мне говорили, что дожди здесь начинаются не раньше мая, – сказал он.

– Это манговый ливень, – объяснила ему Руна, подставив лицо под капли. – Иногда такое бывает. Это значит, что созрели плоды манго. Сейчас польет как из ведра. Идем…

Глава 23

Харри проваливался в сон. Звуки постепенно исчезали. Со временем он начал замечать, что в транспортном шуме за окном есть свой ритм, какая-то предсказуемость. В первую ночь он мог проснуться от внезапного резкого гудка. Но потом он уже просыпался, если, наоборот, гудков не было. Рев дырявого глушителя возникал не случайно, он занимал свое место в этом кажущемся хаосе. Требовалось лишь немного времени, чтобы привыкнуть, все равно что научиться удерживать равновесие на корабле во время качки.

Он договорился встретиться с Руной на следующий день, в кафе возле университета, чтобы задать несколько вопросов о ее отце. Когда она выходила из такси, с ее волос все еще стекали дождевые капли.

Впервые за долгое время он увидел во сне Биргитту. И ее волосы, прилипшие к бледному лицу. Но она улыбалась и была живая.

Адвокату потребовалось четыре часа, чтобы освободить Ву из-под стражи.

– Доктор Линг работает на Соренсена, – сказала со вздохом Лиз на утренней летучке. – Нхо успел только спросить Ву, где тот был в день убийства, и все.

– И что извлек из его ответа наш ходячий детектор лжи? – поинтересовался Харри.

– Ничего, – ответил ему Нхо. – В его планы не входило рассказывать нам все подряд.

– Значит, ничего? Черт побери, а я-то думал, что вы здесь специалисты по пыткам водой и электрошоком.

– Кто-нибудь хочет порадовать меня хорошими новостями? – спросила Лиз.

В ответ зашуршали газетой.