Тарковский и я. Дневник пионерки

1) Прежде всего в этом письме нужно сказать, что у меня сейчас в связи с завершением «Ностальгии» слишком много и без того производственных и экономических сложностей. Что обстановка чрезвычайно нервная. Потому что я сам должен следить за каждым движением итальянской административной группы, цель которого, как можно скорее завершить фильм, даже ценою его качества. Для меня такая «цена» неприемлема.

2) Я отдаю себе отчет в том, что есть некоторые вопросы и проблемы, которые могут беспокоить Ермаша. Это прежде всего вопрос взаимосвязи между выплатой Совинфильму оговоренной суммы денег и нашим отказом приехать в Москву для съемок известных сцен.

Должно быть ясно, что у группы просто нет ни денег, ни времени, чтобы выезжать на досьемки в Москву. Но насколько мне самому удалось выяснить, это обстоятельство не может повлиять и не повлияет на выплату всех денег Совинфильму, которые были оговорены в контракте.

3) Очевидно в Госкино могут возникнуть вопросы, касающиеся изменений в сценарии, коль скоро мы отказались от предполагавшихся съемок в Москве. Нужно успокоить Ермаша и пояснить ему, что изменения не касаются существа известного ему сценария, санкционированного им к постановке в Италии. Я вынуждено отказываюсь от московских пейзажей, но не от существа содержания этих сцен. Ведь не пейзажи сами по себе являются драматургической пружиной фильма.

4) Финальная сцена «Луна» по прежней давней договоренности с Совинфильмом должна была сниматься в Италии — через объект: деревенский дом Горчакова. Эта сцена уже снята вполне удовлетворительно и не вызывает у меня никаких сомнений или опасений, то есть снята именно так, как было задумано и написано в сценарии.

5) Вообще изменения в фильме сейчас связаны с тем, что выброшена большая цитата (теперь я уже не помню, какая, записанная у меня «прест» — О. С.) и как замена — надеюсь вас это не огорчит — я ввел линию Доменико, простого итальянца, о которой вам рассказывал в Риме.

Итак, надо еще сказать Ермашу, что атмосфера создания фильма и без того нервная, усугубляется еще и тем, что мой сын каждый раз плачет, когда я звоню ему по телефону в Москву. Поэтому у меня самого нет большей мечты, нежели завершить, наконец, эту картину.

Тем не менее сейчас я все-таки никак не могу приехать и поэтому прошу вас похлопотать о продлении моего пребывания с женой в Италии еще до конца мая, потому что картина едва ли будет готова к концу апреля.

Это несмотря на то, что итальянцы страшно меня торопят, но поступиться качеством картины из-за производственных сроков, я не намерен. Так что очень прошу вас помочь мне закончить картину спокойно и тем самым несколько разрядить напряженно-нервную атмосферу, создавшуюся ныне.

Еще об изменениях в сценарии: я усилил линию связи нашего героя с простым незащищенным обществом персонажем, чего раньше не было. Это изменение возникло потому, что взаимоотношения нашего героя с героиней не могли претендовать на исчерпывающее (достаточно полное) выражение нужной мне мысли. Наш новый персонаж Доменико в знак протеста духовным состоянием современного ему общества кончает жизнь самосожжением — это важный для меня идейный акцент.

Я понимаю, что у вас есть поводы для естественных беспокойств, но, главное, у вас нет оснований волноваться за идейно-художественный уровень моей картины. Кроме того, я не очень хорошо себя чувствую, и такие кратковременные перелеты в Москву были бы сейчас для меня тяжелы.