Тарковский и я. Дневник пионерки

Честно говоря, я долгое время полагала, что все это станет лишь набросками, собранными вместе, над которыми мы потом посидим, поразмышляем и разовьем мысли эти гораздо шире и глубже… Но дело обернулось чисто практической необходимостью…

Дважды мы пролонгировали срок сдачи рукописи, а никаких конструктивных идей по поводу организации всего материала от господина Тарковского не поступало. Тогда, пытаясь избежать ситуации с возвращением аванса издательству, которую уже однажды решали всем миром, я должна была сесть за стол и разложить перед собою весь собранный к тому моменту материал. Далее я попыталась систематизировать его, распределить тематически по разделам и более или менее последовательно и логично изложить в каждой главе…

Главы определились, как я полагала, для начала только вполне условно, исходя из «наличности»: «Об искусстве», «О возникновении кино», «О времени», «Об образе», разветвленном на его составляющие в кино, «В поисках художника — в поисках зрителя», «Об актере» и, наконец, «Об ответственности художника».

К этому моменту я уже ясно осознала, что никакого полноправного диалога режиссера с критиком, обозначенного в издательском договоре, быть не может. По крайней мере, в моем лице Тарковский был к нему не готов, хотя в утешение себе я полагаю, что он был не готов к равноправным беседам не только со мной, но и с таким подлинно серьезным собеседником как Л. Козлов.

Тарковский для развития своих мыслей нуждался не в оппоненте, а только во внимательном слушателе, глубоко сочувствующем и разделяющем его идеи, умеющем их развивать в обозначенном им направлении. Мне оставалось только постараться что-то дообъяснить, подчеркнуть, ввести свои собственные комментарии там, где нужно было как-то классифицировать некоторую излишнюю разбросанность материала, его порою чрезмерно импрессионистическую, лишенную научной строгости вольность. Объяснить некоторые повторы, а иногда слишком очевидные противоречия, которые я обожала и которые представляли собой суть Тар-ковского-художника. Я постаралась донести до читателей ход его мыслей и характер общения, его манеру изъясняться по вопросам, зачастую довольно проблематичным и спорным. Но это давало счастливую возможность читателям, помимо моей добросовестной, думаю, точной фиксации каждого поворота его мысли, пообщаться с ним как бы «в живую». Не всегда абсолютно оригинальные мысли приобретали, как мне казалось, совершенно особое значение в интерпретации крупнейшего кинематографиста, создателя своего киноязыка. Как важно было постараться воссоздать ту интеллектуальную ауру, в свете которой создавался его кинематограф!

Тем не менее я полагала, что это будет временный, первый, черновой вариант книги, который можно было, а скорее нужно по необходимости представить в издательство, но который станет одновременно поводом для Андрея отшлифовывать и дорабатывать текст.

Кстати, еще задолго до сдачи рукописи в издательство я, целенаправленно пообщавшись с Тарковским, сама предложила ему новый вариант нашего соавторства, обозначенного в договоре. К этому моменту я уже получила такие книжки, как «Бергман о Бергмане», написанную тремя журналистами, или «Хичкок, интервьюированный Трюфо», которые показались мне образцами, достойными подражания в нашем случае. А потому я сама предложила Андрею вынести на обложку только его имя, несопоставимое с моим, в качестве главного автора, а меня подписать шрифтом помельче, то есть: «АНДРЕЙ ТАРКОВСКИЙ „КНИГА СОПОСТАВЛЕНИЙ“, записанная и прокомментированная О. Сурковой», на что Андрей согласился безо всяких проблем. Такой и в таком виде я и представила ее в издательство «Искусство» в самом конце декабря 1977 года…

Запомнила этот срок на всю жизнь, так как была и на сносях — мой первый сын родился 18 января 1978 года. Рукопись, по правилам того времени, нужно было представлять отпечатанной на машинке в трех экземплярах, которые вкупе кое-что весили, а потому тащил их за мною мой муж…

Встретили нас редактор книги Володя Забродин и заведующий отделом кино Сергей Асенин, который, раскланявшись, любезно сказал, что это число будет вписано красными буквами в историю издательства. А Володя при первом же удобном случае, усмехнувшись, подвел итог моему визиту: «Представляешь, как он теперь трясется и понятия не имеет, что делать дальше, хе-хе»… Я хохотнула вместе с Забродиным, что-то будет дальше?