Тарковский и я. Дневник пионерки

Тем не менее, я знаю точно, что не только общая идея отъезда бродила в его голове, но даже до Италии была попытка предпринять совершенно конкретное действие. Я не сомневаюсь в том, что главным мотором этой идеи всегда оставалась Лариса, как в моей ситуации мой муж. Поразительными совпадениями одаривает нас жизнь. Следом за мной Тарковский совершенно случайно тоже попытался остаться в Швеции, предполагая объявить себя невозвращенцем…

В этом контексте имеет смысл рассказать о своем сходном опыте. С 1974 года я работала в Институте теории и истории кино, делая диссертацию о шведском кино. Но даже уже после защиты этой диссертации я не могла добиться поездки в Шведский киноинститут, где у меня было полно связей и знакомых, побывавших в Москве. Меня категорически не пускали туда директор этого Института В. Баскаков и его заместитель Е. Громов.

Когда, наконец, ценою долгих усилий и многочисленных скандалов мне удалось выбить себе командировку на 10 дней в декабре 1980 года, то муж настоятельно порекомендовал мне не возвращаться, требуя затем «воссоединения семьи». В это время я была беременна моим вторым ребенком, а муж оставался в Москве с нашим первым сыном двух лет. Мужу и мне казалось, что второй ребенок тем более поможет нашему дальнейшему воссоединению, так как семья окажется разделенной ровно пополам.

Надо сказать, что мое состояние во время этой командировки оставляло желать лучшего. В свете предстоящего решения меня все время лихорадило. В Швеции я решилась поведать о наших планах Анне-Лене Вибум, которая не раз бывала в Москве, знала моего мужа и младшего сына, которой, наконец, я полностью доверяла. В этом принимала участие также Диса Хостадт, бывшая до этого в Москве корреспондентом шведской газеты «Дагенс Нюхетер». У моих друзей были широкие связи и ради меня в Министерстве иностранных дел были подняты документы подобных ситуаций. Анна-Лена сказала мне, что воссоединение семьи, исходя из предыдущего опыта, состоится через два-шесть лет. Мне стало дурно — я не могла даже на минуту вообразить себе, что не увижу своего сынишку по доброй воле несколько лет!!! Для меня это было просто физически невозможно, дико, немыслимо, и мое возвращение домой определилось в ту же минуту, сильно огорчив только моего мужа.

Через некоторое время в Швецию отправился в командировку Тарковский. Я ни о чем не подозревала, только позднее узнав о тайных и проработанных планах. А тогда, вернувшись домой, Андрей просто пришел в гости к моим родителям…

Он был как-то особенно возбужден и не в первый раз говорил привычный для нас текст, как «страшны близкие, семья и особенно дети».

А затем рассказывал свои впечатления о Швеции, о принципиальной невозможности для него жить вне России. Говорил, что еще раз «ощутил всеми фибрами своей души свою абсолютную несовместимость с Западом, прагматичным, деловым, совершенно мне чуждым»… А когда вместе с ним я вышла за порог родительского дома, то Андрей вдруг поведал мне совершенно неожиданную для меня историю. Он знал о моем несостоявшемся намерении остаться в Швеции и потому, видимо, посчитал именно меня наиболее подходящим для него в данном случае собеседником… Действительно то, о чем он мне тут же рассказал, я понимала не разумом, а чувствовала кожей…

Оказывается, точно также как мы, они тоже договорились с Ларисой, что он попросит политического убежища в Швеции, а затем будет добиваться воссоединения семьи. Для Тарковского в связи с его намерением были задействованы уже не только шведские, но и американские силы, поскольку шведы собирались немедленно переправить его в Штаты. Еще бы, все было не просто так, а грозило бы мировым скандалом!

Как рассказывал мне Андрей, в соответствии с предложенным ему планом он покинул свою гостиницу тайком, скрывшись от бдительной опеки представителя нашего «Совэкспортфильма». Все отлично знали, что под этой крышей сидели, как правило, люди, довольно далекие от киноведения. Своему советскому «другу» он оставил на столе в номере какую-то невразумительную записку с просьбой его «не ждать и не искать», то есть не волноваться. Естественно эта записка была немедленно переправлена в советское посольство.