Читаем Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью полностью

– Не бойтесь (я продолжаю шутить). Во всяком случае, я считаю, что после такого фильма вам бояться совершенно нечего… Хотя и страшно, может быть, увидеть себя на фотографии… Помните мою нянечку, Елизавету Степановну? Так вот она рассказывала когда-то, что сделала у фотографа паспортную фотографию, а когда пришла ее забирать, то ужаснулась, не узнав себя, и спрашивает его: «А чего это я здесь такая страшная?» А фотограф ей отвечает: «Так это же фотография! Какая есть, такая и есть!» Нянечке моей этот аргумент показался тогда очень убедительным: «И правда! Какая есть, такая я и есть…»

– …На фотографии…

Со своей обычной темой в разговор вступает Лариса:

– Но Андрей мне точно так же ответил, когда снимал меня в «Зеркале». Точно такими же словами… Знаешь, когда Рерберг поставил меня прямо перед камерой, а Андрей мне говорит: «Какая есть, такая и есть! Что вы, красивая, что ли?»

– Что? (нервно) Это где, в какой картине? В «Зеркале»? Оль, но она удивительно красивая там на крупном плане, правда?

Я отвечаю: Да. Конечно! Димка для своей работы все детали оттуда и взял: и платок, и хитон какой-то греческий получился…

Речь шла о большой живописной работе моего мужа, посвященной Тарковскому.


Итак, настал черед моей первой публикации о Тарковском на Западе. Голландцам было любопытно узнать, что это за «Ностальгия» такая снимается в Италии таинственным «русским» режиссером? Так что я получила командировку от голландской газеты «de Volkskrant», от Питера фан Ъюрена. Интервью было переведено и опубликовано в газете 28.01.1983 года. К этому моменту я проживала в Амстердаме всего три месяца…

«Моими фильмами мне хотелось дать почувствовать людям, что они не одиноки в этом мире»

Не скрою, что, собираясь на интервью к русскому режиссеру Андрею Тарковскому, завершающему сегодня в Италии свой новый фильм «Ностальгия», я была несколько озадачена, чтобы не сказать взволнована. Ведь мне посчастливилось быть свидетелем работы этого режиссера, уже начиная с «Андрея Рублева». А затем, транзитом: «Солярис» – «Зеркало» – «Сталкер». О каждой из этих картин я разговаривала с Тарковским, а также имела возможность следить за всем процессом создания его картин всегда на Мосфильме, то есть у себя дома. Натура также снималась в родных и знакомых российских городах, на улицах Москвы и подмосковных деревнях, в пригородах, наконец, тогда еще «нашего» Таллина. Я видела, как возводились в павильонах крупнейшей российской (тогда еще советской. – О. С.) киностудии декорации гигантской орбитальной космической станции, просторной московской квартиры, как возникали скромные выгородки крестьянской избы или странные руинированные очертания Зоны…

А теперь Тарковский снимает в Риме… Впервые за пределами своей страны… Конечно, есть в этом обстоятельстве что-то особое, будирующее интерес и дополнительное любопытство. Как ему работается в новых условиях? Ведь казалось не только мне, но и многим моим западным коллегам, что Тарковский отчетливо воспринимается именно в контексте российской культурной традиции, а картины его уходят своими корнями в национальную почву, по-особому обильно питаясь соками родной земли. Кажется, что его экран будто бы вобрал в себя грустное необъятное русское раздолье, которое почти магически ощущается в зрительном зале запахами лесов, полей, костерка, тронутой осенним тлением опавшей листвы, душным полдневным зноем или промозглой сыростью закатов. А главное – экран Тарковского всегда полнился по-своему прочувствованным российским страданием и той особой истовостью в поисках Идеала, Веры и Добра, которые накрепко связали его с собственным историческим прошлым, собственными корнями, его Домом и его Землей. И в этом смысле ничего не менялось от того, что действие могло перемещаться из исторического прошлого Древней Руси в будущее человечества или концентрироваться в современной городской квартире. Художественное служение Тарковского всегда развивалось в русле наиболее устойчивых традиций русской культуры, впитанной им как будто бы с молоком матери… Потому мой первый вопрос был сформулирован следующим образом:


– Каким образом ваша новая «итальянская» картина связана с предыдущими работами? В каком контексте закономерно для вас возник замысел «Ностальгии»?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза