Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью

Я собирался совершенно иначе снимать сцену визита бабушки, когда Жена Автора оставляет их сына одного в отцовской квартире дожидаться ее прихода. Но этой своей бабушки внук никогда прежде не видел. И мне хотелось поначалу, чтобы мальчик в этой сцене догонял свою бабушку и разговаривал с ней. Но потом возникло другое решение. Внук просто не узнает бабушку, которая звонит в дверь, думая, когда он ей эту дверь открывает, что она попала в чужую квартиру. В действие этого эпизоды мы решили ввести новый персонаж, некую женщину, неожиданно возникшую в квартире Отца, которой были переданы все функции того разговора, который должен был состояться между бабушкой и внуком. Это было сделано для того, чтобы Старая Мать не проявлялась тем действующим персонажем, который не позволил бы должным образом обыграть нужное воздействие финала картины.

Рассказывая, как сложно складывалось «Зеркало», я хотел предметно продемонстрировать, что сценарий для меня является лишь поводом к размышлению о своей будущей картине, которая реально выстраивается в процессе всего съемочного периода и всего производственного цикла. Для меня сценарий, записанный на бумагу, не является точным эквивалентом будущего фильма. Его наличие становится лишь толчком для дальнейшей творческой работы над фильмом. Потому мне до конца непонятно, каким все-таки получится фильм в результате… И тревожное ощущение, что же из всего этого выйдет, не покидает меня до самого конца…

Хотя в работе над «Зеркалом» некоторые мои поиски получили свое наиболее полное и крайнее выражение. Но и в предыдущих картинах очень многое домысливалось, оформлялось и достраивалось также в процессе съемок, которые всегда являются для меня процессом экранизации сценария. И тем не менее, все мои картины до «Зеркала» строились на сценариях, гораздо более определенных по своей основной конструкции. Однако, приступая к съемкам «Зеркала», мы сознательно и принципиально не хотели как-то заранее выверять или вычислять картину. Это было особое плавание в незнаемое в надежде, что фильм организуется как бы сам собою в контакте с актерами, в процессе строительства декорация и «обживания» натуры, перевоссоздаваемых нашей памятью, будирующей съемки.

Потому не было у нас с самого начала ничего себе заранее предписанного или утвержденного в кадре или эпизоде, визуально оформленного как законченное целое. Но у нас было ощущение атмосферы, ощущение душевного состояния, которые требовали поиска точных образных соответствий. Если я что-либо и «вижу» до съемок, представляю себе в своем сознании, то это, скорее всего, и есть то самое состояние, которое дает характер внутреннего напряжения тех сцен, которые предстоит снимать. Но мне еще неизвестна та точная форма, в которой все это мое ощущение воплотится в кадре. Я выхожу на площадку для того, чтобы понять и почувствовать, как же, каким образом, за счет каких ресурсов именно это состояние может быть передано камерой.

В «Зеркале» было так важно воскресить старый дом, в котором прошло детство Автора, – хутор, где он родился, где жили его отец и мать. Для этого мы в точности реконструировали в декорации разрушенный временем и уже умерший для жизни дом на сохранившемся его фундаменте. Когда мы привезли потом туда мою мать, чья молодость прошла в этом месте и в этом доме, то реакция ее произвела на меня совершенно ошеломляющее впечатление. И от этого впечатления, от того, как она пережила возвращение в свое прошлое, я понял, что мы на правильном пути, – дом вызвал в ней те самые чувства, которые и предполагалось выразить в картине…

…Перед домом было поле. Между домом и дорогой… и мне очень хотелось, чтобы оно было засеяно гречихой. Она, знаешь ли, бывает очень красива, когда цветет. Ее беловато-розовый цвет сохранился в моей памяти, как характерная и существенная деталь моих детских воспоминаний. Когда же мы обратились к колхозникам с просьбой засеять для наших съемок этот участок гречихой, хотя многие годы здесь сеяли клевер и овес, то меня стали уверять, что гречиха здесь никогда в жизни не вырастет, ибо почва неподходящая. И все-таки мы посеяли в этом поле гречиху на свой страх и риск, и она выросла на славу – колхозники приходили и удивлялись. А мы восприняли нашу удачу, как благоприятное предзнаменование, как подтверждение тому, что мы на верном пути. Это была как бы иллюстрация эмоционального качества нашей памяти – ее способности проникать за покровы, скрываемые временем, о чем мы хотели рассказывать в нашей картине.