Тарлан (сборник)

Разрешаются правоверные от уразы.

Хаит настал.

Матушка умылась-причесалась, прихорашиваться стала. В хаитный наряд облачилась.

На кладбище направилась.

К отцу-матери пришла, светильник на могиле устраивать стала. Из ваты фитилек скатала, в масло льняное обмакнула, лучинку обмотала. В могилу воткнула[82]. Спичкой чиркнула, фитилек зажгла.

Горит фитилек – лип-лип – мерцает.

Глядит матушка на огонек мерцающий.

Мать свою покойную поминает, отца покойного своего.

Поминает-поминает, слезу утирает.

По пути с кладбища вдов-сироток приветствует, нуждающихся женщин приветствует:

– Чтоб Хаит вам поклонился!

Каждой по рублю… по рублю на Хаит протягивает.

Отец наш в чистые одежды облачился. На предстоящее гулянье на берег пруда направляется.

По пути богобоязненных людей приветствует, вдовцов-сирот приветствует:

– Чтоб Хаит вам поклонился!

Каждому по рублю… по рублю на Хаит в руки кладет. Вдовцы-сироты отца нашего благословляют.

На остановках нуждающимся по два-три рубля на Хаит дает.

Нуждающиеся отца нашего благословляют.

На берегу пруда толпу детишек видит. Детвора в кружок вокруг продавцов нишалды сбилась. Денег нет, а нишалдой полакомиться хочется.

Отец наш каждому нишалды покупает.

Зачавкали-зачмокали дети нишалдой, на отца нашего глазенками своими глядят.

Отца нашего благословляют.

Соседей-знакомых, кого по пути встретил, всех с Хаитом поздравил.

– Если Лайлат уль-Кадр скажет: «Приду», то в рамазан уж точно придет, бабушка… – отец матушке нашей говорит.

– Да будет так, дедушка, да будет так…

8

Стала матушка наша полнеть-разбухать.

На щеках тут и там веснушки высыпали.

– Аймомо наша, никак, затяжелела, чтоб не сглазить.

– Дошли до Бога сетования ее, под вечер жизни дитя ей решил дать.

– С дитем ей вечер в утро обратиться.

– Главное, чтоб жива-здорова была…

Так все, кто матушку видел, теперь говорили!

По правде… не так всё было!

Если женщина о бесплодии своем непрестанно печалится… если всем сердцем своим дитя ожидает… тогда, бывает, начинает вдруг полнеть она, точь-в-точь как на сносях! Такой вот он, дух женский, такое вот оно, тело женское, такое вот оно, сердце женское!

9

Все внутри матушки нашей от печали болит. Только никому не говорит о том, в себе держит.

Посидела-посидела, к соседке Рабие пошла.

Соседка на айване с младенцем своим играет, вверх подбрасывает. Тот пищит, хохочет.

Попалась матушке на глаза девчушка, к тандыру сухие навозные лепешки несет[83]. Вот та самая плакса, вон как выросла! Красавица растет!

Поглазела-поглазела матушка на девчушку, про себя сказала:

«Тогда не заплакала бы, узнала бы я имя своей дочери…»

Уложила соседушка младенца в бешик. Говорит, детскому голосу подражая:

– Тетя Аймомо, покачай меня, мамочка пока пойдет хлеб в печь поставит… Вырасту, и твоей дочки колыбель покачаю…

– Да будет так… – матушка отвечает наша.

Пошла соседка с тандыром возиться.

Матушка бешик качает.

Младенец на матушку глядит-глядит, улыбается.

И матушка ему улыбается:

– А, ты уже и смеяться умеешь? – Голову наклонила. – Ну, давай посмеемся!

Младенец своими ручонками к тумару, на лбу у матушки висящему, потянулся и давай хохотать. А у самого во рту ни зубика!

Склонилась матушка к бешику. Аромат… аромат младенческий носом втягивает…

Матушка за жизнь свою множество цветов, трав перенюхала, разных кушаний и приправ перенюхала, запахом наслаждалась.

Но… чем от младенца запах, вкуснее и приятней запаха за всю свою жизнь не вдыхала!

Ай, запах младенца, запах младенца, ай!..

Стал младенец засыпать. Матушка тоже глаза прикрыла, аромат из бешика вдыхает, колыбельную запела:

Ала-ала, так и знай, ала-ё, ала-ё,
Поскорее засыпай, ала-ё, ала-ё,
Вот такое вот оно, ала-ё, ала-ё,
Счастье черное мое, ала-ё, ала-ё.

В колыбельной вся сердечная печаль, как Шерабадские степи, необъятная, вся выплескивается.

Вся боль сердечная, вся тоска по несбыточному, все горе матушкино.

Поспел в степи виноград, ала-ё, ала-ё,
Кто же его соберет, ала-ё, ала-ё,
Горе-злосчастье мое, ала-ё, ала-ё,
Кто разделит, кто поймет, ала-ё, ала-ё…

В грудях у матушки точно иголка тыкаться-колоться стала.

Стала матушка грудь гладить. Гладит-гладит, сперва левую грудь ладонью сжала. Сжала-надавила… приподняла… да и назад без сил повалилась.

У матушки из груди… молоко полилось.

10

– Соседушка, зовут вас, пришли, глаза откройте…

Матушка глаза открывает…

На отца нашего смотрит. Лицо, как шафран, просветлело. В погасших глазах слабо свет лунный блеснул. Еле-еле улыбнулась.

Пальцы пошевелились-пошевелились, руку отца нашего ищут.

Отец руку ее дрожащую в ладонь свою взял.

Снова лицо матушкино прояснилось. Запах ладони отца нашего почувствовала!

Глаза матушкины то прикроются, то откроются. То откроются, то прикроются снова…

Присел отец наш рядом, молчит.

Тут одна из женщин отца нашего подтолкнула.

Глядит отец наш на подтолкнувшую его, понял, что сказать этим хотела…