Татьянин день. В паутине обмана

— Кто «мы»? И что «крутили»? — Тане тошно было на нее смотреть: предупреждала же, уговаривала, объясняла, что добром вся эта борьба за правду не кончится, — так нет, этой непременно нужно было развести самодеятельность!

— Да мы с Генкой! Сначала, типа, были заодно, когда из Баринова денежку хотели вытрясти, а потом не поделили деньги — и я его пришила.

— Да, — согласилась Разбежкина, — так и подумают.

— Ну вот, — обреченно вздохнула Нина. — Поэтому никуда я вчера не пошла, решила, что утро вечера мудренее. Полночи промаялась, только заснула, тетя Тамара будит: «Вставай, Таня зовет». Веришь, Тань, я боялась тебе на глаза показаться… — покаянно проговорила она.

— Да я-то тебе верю, но ведь сейчас не о том разговор. Сейчас надо ситуацию исправлять. Вопрос только в том — как. Есть какие-то мысли?

— Пока никаких. Да еще Димка трясется, как осиновый лист… Еле-еле вчера в чувство его привела, — отозвалась Перепелкина.

— А Димка здесь при чем? — ахнула Таня.

— Да понимаешь, мне же из аэропорта ехать — когда доберусь! — затараторила Нина. — Ну, я Димке позвонила, мол, сходи, посмотри, что там. В общем, Димка на Генку и наткнулся… в смысле, на труп.

— Ну, ты наделала дел, — потрясенно протянула Разбежкина. Все оказалось даже хуже, чем она себе представляла сначала, — Мало тебе, что сама влезла в эту историю по самые… так еще и Димку подставила. Я ведь тебя просила не соваться. Что ж ты… — Злые слова застыли у нее на губах — уж слишком несчастной выглядела Нина. Да и какой смысл теперь устраивать ей выговоры? Все равно уже ничего не исправишь! — Да, накрутила ты клубок, народная мстительница. И что теперь делать-то?… Ладно, хватит рыдать. Как ты знаешь, Москва слезам все равно не верит… Пошли, попробую что-нибудь придумать!

Если Таня наивно полагала, что их вчерашний разговор с Надей завершился полной капитуляцией дочери и та смирилась с тем, что больше не должна видеться со своим любимым Сережей, то это было большой ошибкой. Несмотря на весьма нежный возраст, Надя не привыкла отступать от намеченных планов, что бы и кто ей ни говорил.

Баба Тома доставала из духовки противень с печеньем:

— Видишь, — улыбалась она, — двадцать минут — и наше печенье готово. А с пирожками мы бы с тобой знаешь сколько провозились? И не успели бы поиграть!

— Нам некогда играть, а то мама обидится, — озабоченно произнесла девочка.

— А с чего это мама на нас обидится? — удивилась Тамара Кирилловна, откусывая кусочек горячего печенья.

— А если не успеем в больницу к Сереже? Вот, отвезем ему нашего печенья… и давай скажем ему, что оно волшебное: кто его съест — тот сразу болеть не будет! — объяснила Надя.

Тамара даже перестала жевать:

— Надюш, а чего это нам к Сереже ехать? Давай лучше принеси сюда куклу, мы для нее устроим угощение. Наше печенье ей очень понравится.

— А Сереже еще больше понравится, — упорно гнула свое девочка. — Он знаешь как обрадуется! Он всегда радуется, когда меня видит. У мамы времени никогда нет, вот она и хотела, чтобы мы съездили, — продолжала она сочинять на ходу, но весьма убедительно.

— А мне что-то ни словечка про это не сказала, — подозрительно заметила Тамара Кирилловна, вроде бы и чувствуя, что здесь что-то не так, но в чем именно подвох, не вполне понимая.

— Забыла, наверное, — развела Надя руками. — У нее работы знаешь сколько.

— Ох, Надюша, вот ведь… Даже не знаю. Маме надо позвонить, спросить… — все еще сомневалась Тамара.

— Да мама сама хотела к нему со мной поехать, только ей некогда. А Сережа так печенье любит, — дожимала Надя.

— Ну ладно, — сдалась баба Тома, — давай навестим болящего. Все-таки он нам теперь почти родня. Только надо еще чего-нибудь собрать, нельзя же только печенье везти…

Открыв холодильник и раздумывая, чего бы такого привезти Сергею, Тамара Кирилловна не видела, как торжествующая улыбка озарила личико ее весьма сообразительной и, главное, знающей, как добиваться от взрослых своего, внучатой племянницы.

Миша в это время, сидя в больнице рядом с братом, пересказывал ему события вчерашней исторической встречи с семейством Рыбкиных:

— Ты бы получил удовольствие, отвечаю. Не знаю, насколько весело у вас на рублевских тусовках, но что с Рыбкиными не соскучишься — гарантия на все двести!

— Что ты мне тыкаешь рублевскими тусовками? — недовольно поморщившись, проворчал Сергей. — Знаешь ведь, негодяй, что я на них почти не бывал. Давай лучше про Катю.

— Катя — замечательная! — оживился Михаил, — Ты удивишься, когда ее увидишь, она так изменилась. И знаешь, что меня больше всего удивляет? Она вдруг стала… какая-то мудрая. Ну, в смысле… В общем, ты же знаешь, Рыбкины, они люди непредсказуемые, а Катя… удивительно, в этом простом, как валенок, семействе выросла такая… ну, как минимум, принцесса.

— У, братец, — улыбнулся Сергей, — сразу видно — влюблен. Миш, да мне, знаешь, чего хватило бы знать про твою Катю? Что — она — тебя — любит. Ведь ты и сам парнишка ничего… в смысле, бывают еще хуже.