Таврида: земной Элизий

Нумизмат Кари собрал большое количество пантикопейских монет и медалей. Их надписи и полустертый рисунок дали ему возможность внести много нового в историю Боспорского царства. Однако то, что составляло цель его жизни, однажды было превращено в ничто. После смерти Кари (1755) брат его, аптекарь, сделал из пантикопейских и других древних монет сплав, а из сплава – аптекарскую ступку. Так исчезли доказательства разысканий ученого археолога.

Наивный аптекарь не знал цены древним монетам, но среди аптекарей и людей самых разнообразных профессий находились и такие, которые очень хорошо знали, что из древних монет можно составить богатство. Кладоискатели проникли в Крым вслед за русскими войсками, освободившими эту землю от турецких гарнизонов.

По описанию путешественников, по слухам, «верхним чутьем» кладоискатели находили места, где земля была прослоена древностями, как пирог начинкой. На развалинах Херсонеса и Боспорского царства кладоискатели работали без малейшего риска. Конечно, не всегда «клад» состоял из монет; большею частью выкапывались обломки архитектуры, скульптуры, домашней утвари и предметов культа. Попадались и целые статуэтки, пифосы, амфоры и драгоценности. Всё это имело сбыт и исчезало в частных коллекциях – русских и заграничных. Чем больше кладоискатели перекапывали эту драгоценную землю, тем глубже зарывали они науку, потому что после них ученый археолог уже не мог сделать настоящих открытий.

Конечно, среди «кладоискателей» были любители не только легкой наживы, но и археологии. Эти люди производили раскопки, не щадя сил и скудных своих средств, и составляли ученые коллекции. Но и любители археологии делали науке небольшую услугу. Они руководились одним чувством восхищения перед древностями и не умели ни производить раскопки, ни определять найденное. Муравьёв в «Путешествии по Тавриде» писал: «Повторяю, что надобно быть здесь настоящему археологу и нумизмату, который бы систематически занимался своим делом, знал бы, где он роется, и не только что отрывает, но еще и в каком положении одна к другой находилися вещи, найденные им в земле… В доказательство я скажу, что незадолго перед моим сюда приездом отрыта была могила, в которой нашли урну с пеплом, а вокруг ее вплоть установленные амфоры с разною буквою на каждой. Я нимало в том не сомневаюсь, что порядок букв сих представлял какую-нибудь надпись… Если бы, вынимая амфоры из земли, замечен был порядок, в котором они стояли, то вероятно, что из сего бы вышла какая-нибудь надпись. Вместо того амфоры, без вниманья к буквам вынутые, перемешанные и отосланные не знаю куда, подобны теперь этим стихам Сивиллы, которые ветер разметал по Кумской гроте».

Прав или неправ был Муравьёв, в данном случае неясно, но замечание его характеризует отсутствие системы, мысли и знаний в раскопках, которые производились в конце 10-х и начале 20-х годов в Крыму. Здесь он имел в виду одного человека, который взял на себя смелость руководить этими рас-копками в Керчи и ее окрестностях. Это был Павел Дебрюкс, француз, который в дни революции сражался за короля, затем эмигрировал в Россию, был назначен начальником керченской таможни, а потом начальником соляных озер. Имея много свободного времени, Дебрюкс увлекся археологией.

Щедрый «Русский биографический словарь» именует Дебрюкса ученым археологом и приписывает ему «пролитие яркого света на неизвестную доселе древнюю географию Киммерийского Боспора». При этом выясняется, что никаких ученых трудов Дебрюкс после себя не оставил, хотя и подносил свои записки великому князю Михаилу Павловичу. Александр I, восхищенный бескорыстным служением Дебрюкса, повелел считать все пантикопейские находки собственностью Дебрюкса, и в доме его создали музей. Менее высокопоставленные лица восхищались деятельностью Дебрюкса умереннее. Историк Михайловский-Данилевский писал в 1819 году: «Вечером я приехал в Керчь, сию оконечность Европы… Я немедленно познакомился с служившим по соляной части французским эмигрантом, Брюксом, который слыл за антиквария и несколько лет открывал гробы древних греков и скифов. Что человек сей не учен, то доказывает самое короткое с ним свиданье; он по-латыни не знает, об успехах, сделанных в филологии в новейшие времена, и не слыхал, и даже по-французски говорит дурно, мало учился, тридцати лет вступил в военную службу во Франции и потом сочинил книжку под заглавием “О легкой кавалерии”. Всякий видит, что переход от легкой конницы до глубокой древности немного труден».

Пушкин написал об археологической деятельности Дебрюкса кратко: «Ему недостает ни денег, ни знаний».

Раскопки Дебрюкса и других любителей в большой степени послужили поводом к докладной записке, поданной русским археологом И.А. Стемпковским генерал-губернатору Воронцову. Раскрытые могильники, из которых исчезало всё ценное, части памятников, разрозненных рукой невежественного любителя, и все другие следы любительского перекапывания Херсонеса и Боспора заставили тихого скромного Стемпковского выступить с горячим воззванием к правительству.