Таврида: земной Элизий

Тем не менее ему пришлось послать четырех депутатов с махзаром (прошением), и они привезли благословительную грамоту от султана Абдул-Гамид-хана, всегда победоносного, «его высочеству носителю эмирской власти, правителю области, обладателю счастья, богатства и крайнего могущества, гордости рода людского, развернувшему свое знамя на крайних пределах доблести, единственному в доме богатырского рода каанской династии, избраннику ильханской семьи, ныне хану крымскому Шагин-Гирею-хану». Абдул-Гамид сообщал хану, что на основании этой грамоты, именуемой «высоким царским тешрифатом», в прекрасной крымской земле вновь должно произноситься в молитвах великое державное имя турецкого властителя.

Хан Шагин-Гирей был так недоволен унижением его влас-ти, что даже не почувствовал удовольствия от «августейшего миропокоряющего дара: обшитого соболями султанского халата, приносящего счастье, хаканской сабли с блестящим клинком в ножнах, осыпанных драгоценными камнями» и собольей шапки с двумя парными «миропобедительными соргуджами».

Обшитый соболями халат не принес счастья Шагин-Гирею.

Оставив на время свои мирные предприятия, Шагин-Гирей взялся за создание татарской армии. И в этом деле, так же как и в других, он хотел быть истинным реформатором.

Он начал с одежды. Выбрав прусский образец формы, он срочно заказал партию обмундирования и обрядил в нее свою гвардию.

Затем он принялся за саму армию. Он решил объявить по всем ордам рекрутский набор и кое-как набрал войско из беднейших крымцев. Желая походить на некоторых властителей, лично занимавшихся обучением солдат, хан ежедневно отправлялся по дороге, ведущей из Бахчисарая в Тепе-Кермен, и там принимался муштровать своих новобранцев. А так как татарский народ, по мнению хана, был «непонятлив и зловреден», то он отпускал новобранцам затрещины и придумывал для них самые жестокие наказания.

Это кончилось печально: новобранцы разбежались, и недовольный ханом народ взбунтовался. Люди говорили, что готовы на всё, лишь бы избавиться от хана Шагин-Гирея. Тут, разумеется, вмешались и беи, которые были унижены ханом, и вся каста улемов, которая видела в хане отступника от велений Магомета.

Соединившись воедино, фанатики, знатные и простые татары кинулись во дворец и выволокли оттуда Шагин-Гирея. По одним сведениям, он был ранен и избит, по другим – бежал без повреждений. На ханский престол был немедленно посажен заготовленный на этот случай Гирей (Бегадыр-Гирей, брат Шагина), и в Стамбул отправилась делегация с просьбой об утверждении его в ханском достоинстве. Кроме того, требовалась военная помощь.

«Государственники» Стамбула, которых так порицает умный историк Ресми-Ахмед-эфенди, немедленно снарядили морскую экспедицию.

Феррах-Али-паша попробовал высадиться на крымских берегах.

Но при Суворове это оказалось невозможным.

Тем временем Шагин-Гирей бежал в Ени-Кале, а затем в Керчь. Его тянуло поближе к черкесам, среди которых орудовал подосланный турками Зан-Оглу-Мухамед-Гирей. Шагин надеялся, что горцы сразу же перейдут на его сторону и тогда он сможет договориться с великим визирем.

В этот момент хан был так сердит на Суворова и своих русских покровителей, что, нисколько не смущаясь прежними делами, готов был передать судьбы Крыма в руки падишаха. Но было поздно.

Суворов принял меры, и кровопролитие в Крыму прекратилось. Хана попросили вернуться в Бахчисарай. Турецкие политики скрылись в тень, а татарские вынуждены были удалиться по направлению к Синопу.

Разъяренный хан успел многих арестовать и устроил публичные казни тем, кто участвовал в мятежных действиях против него. Он готовил виселицу для своих братьев Бегадыр-Гирея и Арслан-Гирея, и только вмешательство военных русских властей прекратило его неистовства.

В феврале 1782 года Потёмкин писал Дебельману, командовавшему в то время войсками на полуострове: «По поводу донесений ваших и посланника при хане господина Веселицкого об учиненной в Крыму казни многих из татар, в последнем неспокойстве тамо участвовавших, предписываю вашему сиятельству по содержанию оного объявить хану в самых сильных выражениях, что ее императорское величество с прискорбием получить изволило сие неприятное известие… Казни, при том случае употребленные и повторенные потом многократно, не могли устрашить других, а только огорчали его подданных и предуготовили последнее возмущение. (Потёмкин имел в виду возмущение по поводу рекрутского набора и обучения солдат с помощью мордобития. – И.М.) Ее величество желать изволит, дабы он управлял сими народами с кротостью, благоразумному владетелю свойственной, и не подавал причины к бунтам, ибо не может ему быть не ощутительно, что сохранение его на ханстве не составляет еще для Империи Российской такого интереса, для которого ее величество обязаны были бы находиться всегда в войне или, по крайней мере, в распрях с Портою».