Таврида: земной Элизий

Попов понял, что речь идет о капитане Крыжановском и Шмуле Ильевиче.

– Пригнали сюда возов двадцать, ваша светлость, ведь комендант докладывал.

– Вертопрах… от него не поймешь и толку. А остальные где же, ведь всего-то было более двухсот девок, так ли?

– Так, ваша светлость, всего двести пятьдесят восемь, кажется, двести уже под Симферополь загнали, другие закуплены где-то на Смоленщине, всё сговорили, за обозом дело. Там они своих людей оставили и вскоре обещают еще партию.

– Хорошо, это еще когда будет, а пока семейств сто утвердим у Старого Крыма. Остальных погнать в Севастополь, пусть слободы строют округ нового города. В Севастополь – лучших, знающих ремесла, каменщиков, столяров.

– А как же, ваша светлость… – возразил Попов, – ведь в Старый Крым иностранные колонисты назначены государыней… – Слово «государыней» Василий Степанович произнес несколько сладко, и с лица его при этом сошло облако и проглянула светлая улыбочка.

– Пошли они, знаешь, куда… – здесь светлейший завернул крепкое словцо да подпихнул его другим и третьим, так что Василий Степанович совсем укрылся в свое облако.

– Что ж, чужим поселенцам лучшие земли, а своих на сухотравную степь? Так, что ли, ты полагаешь?

Попов заметил, что это желание государыни, а он здесь ни при чем. Но светлейший отлично знал, что Попов разделяет мнение большинства петербургских, которые не представляют себе иначе благоустройства края, как поселивши там иностранцев. Однако в этих делах Попов не пытался ни возражать, ни противодействовать. Здесь Потёмкин шел напролом и вступал в спор с самой Екатериной.

– Там сколько народу на стене работает?

– Небольшая артель, ваша светлость, должно быть, человек одиннадцать.

– И что, все мастеровые?

– Да, кажется, де Рибас отбирал.

– Не эти ли бунтовали?

– Да вот, говорят, старик здесь один всё стадо портит, комендант жаловался, безбожнейший старик. Собирал на храм, да иконы побросал, растоптал и говорит: «Это мне всё нипочем, я волю пойду добывать».

– Ну и как, добыл? – с интересом спросил Потёмкин.

Попов посмотрел на светлейшего и сказал жестко:

– Вредный старик!

– Старика тоже женить можно, как ты думаешь, Василий Степанович? Я буду сватом, а ты, как человек положительный, посаженым отцом. Вот, кстати, свадьбы-то молодцам мозги вправят. С бабами-то не очень покуролесишь, живо скрутят. (Светлейший был совершенно убежден, что с женитьбой для всякого мужчины кончается жизнь и начинается самое жалкое существование.)

– А что попы? Прибыли? – озабоченно опросил Потёмкин. – Я велел, чтобы и дьяконы были, чтоб всё чин по чину. Сделал?

– Старокрымский отец Аристарх прибыл, с причетом, кажется. Не справлялся, ваша светлость.

– Вот еще, всегда медлишь некстати. Дело срочнейшее.

– Куда как нужно, – пробурчал чуть слышно Попов.

– Ты чего бормочешь? Аль не понял смыслу? Разжевать тебе? Вели приготовить церкву походную, окрутим всё бабье.

– А как же, ваша светлость, замужние? Там ведь десятка два солдаток, остальные девицы.

– Засади людей комендантовых за списки гарнизонов. Бабские списки сейчас у Шмуля отбери и сличай. Коли жив и баба прибыла – туда ее, к месту гарнизона. Оттуда велю отправлять на поселения.

– Ну, а если нету? Вам ведь известно, ваша светлость… Их перемерло немало зимой в гарнизонах на Альме, Каче, у Инкермана. Повальные болезни.

– Ну и что? Вдовых окрутим, реветь будет недосуг… А вот повальные, ты говоришь, болезни… Всё Мейер, вертопрах красномордый, я ему велел гошпиталь учредить. Где гошпиталь?

– Суммы были отпущены недостаточные, ваша светлость, да и те… – запнулся Попов.

– Ну, об этом после… Так ты распоряди там всё.

– А если, ваша светлость, мужики женатые или по ошибке мужних крестьянок привезли, с ними как?

– Да ты что сегодня, Василий Степанович, аль уморить меня вздумал? Никакого разуменья ни к чему… Сказано тебе: двести пятьдесят восемь хозяйств должно быть немедля. Тех там, в Ак-Мечети выдадут, а этим я сам сват.

iv

Прибывших женщин считал на этот раз не Шмуль Ильевич, а капитан Крыжановский. Он построил их шеренгой и, придвинувшись близко, грубо поворачивал им головы, как будто хотел свернуть на сторону. Сочтя всех, записал прибытье шестидесяти и погнал женщин к сараю. Сарай был занят мужиками, которые теперь, опростав его, возились у дверей с лопатами, ломами и топорами. Один из них, рябой и бойкий, при виде женщин сдвинул набок островерхую шапку и прокричал петухом. Другой, весь в огромных пестрых заплатах, не торопясь прилаживал на пороге онучи и мерным голосом продолжал начатый рассказ: «И вот, братцы вы мои, срубили они березку…» Капитан толкнул его с порога и гаркнул: «Раз-зойдись!..» Мужики топтались на месте, любопытствуя и жалеючи баб. Случившийся здесь солдат-бородач перебирал глазами женщин, словно надеялся отыскать свою.

– Откуда вы, милые? – спросил он одну, постарше.

– С бору да с сосенки, – бойко ответила за нее солдатка.

– А вы не солдатик будете? – спросила пожилая. – Сказывают, они, сердечные, перемерли, которые здесь-то…