Те, кто уходят

– Отсюда в Позитано. Он улетает завтра утром. Я забронировала ему билет на самолет в Неаполь.

И наверняка заплатила за билет, подумал Коулман, но при этом порадовался, что Инес взяла на себя инициативу и заставила Антонио покинуть Венецию. Коулман чувствовал, что Инес оберегает его.

– Вы не поссорились?

– Нет. Но он такой любопытный. Мы встретили его около пяти часов. Он оставался с нами до семи, мы вместе пообедали, но я не хотела его больше видеть. Он задавал множество вопросов.

– О Рее?

– Да. Смит-Питерсы тоже сочли его хамоватым. И глупым, ты понимаешь? Мне кажется, он просто нервничал. Но у тебя нет никаких оснований опасаться Лауры и Френсиса.

– Ты это о чем? – Ее ответ почти не интересовал Коулмана, но все-таки ему хотелось его услышать.

– Они ничего не скажут. Что бы они ни думали. А думают они, – она медленно кивнула, глядя на его подушку, – что ты столкнул Рея в воду. – Она нервно рассмеялась. – По-моему, они не пойдут в полицию со своим плохим итальянским. Это настоящий affreux![50] Они год здесь прожили, а кофе не могут заказать.

На это ему нечего было возразить. Люди вроде Смит-Питерсов будут держать рот на замке. И вероятно, ни слова об этом не скажут своим друзьям во Флоренции. Он подумал о миссис Перри, но не хотел упоминать ее имя. И вообще, она, скорее всего, уже покинула Венецию.

– Значит, Антонио завтра улетает?

– Да, самолет у него в полдень.

– А о сегодняшнем вечере он не говорил?

– Задавал вопросы. Где был Рей, что́ мы узнали о нем и все такое. И каким-то образом… ему удалось спросить, не мог ли, по нашему мнению, синьор Коулман… высадить его где-то, так он выразился. Говорил он по-английски, поскольку на самом деле вопросы задавал Френсису и Лауре, а не мне. Пытался быть забавным. Но они не сочли его разговор забавным. И я тоже.

Коулмана начало клонить ко сну. Если Антонио улетит в Рим или Позитано и там развяжет язык, какое это может иметь значение? Еще одна драматическая история, возможно не имеющая под собой никаких оснований. К тому же рассказанная молодым итальянцем, которого никто не знает. Да, пусть Гаррет и пропал, но рассказ о том, что другой американец, его тесть, убил его, уж очень похож на прочие драматические истории, на которые так падки итальянцы.

– Но, Эдвард… – Инес потянулась к его руке.

Коулман поднял отяжелевшие веки.

– Я ничего не подтвердила Френсису и Лауре. И никому бы не подтвердила. Я сказала Антонио, что он сошел с ума, если ему в голову приходят такие мысли. И теперь все зависит от тебя. Тебе самому решать, будешь ли ты поступать правильно по отношению к себе самому или ко мне, будешь ли ты абсолютно естественным со Смит-Питерсами. Пусть они думают что хотят, но доказательство – это другой вопрос. Подозрения подозрениями, но знать они ничего не знают.

– Спасибо, дорогая. Но я надеюсь больше не встречаться с ними.

Инес тут же покачала головой:

– Если ты станешь их избегать, это будет выглядеть странно. Ты же сам понимаешь, Эдвард.

Да, он понимал.

– Дорогая, я ужасно хочу спать.

– Да, я вижу. Позволь, я еще раз сменю полотенце у тебя на колене. А потом уйду.

Она еще раз смочила полотенце и положила его на колено Коулмана, потом накрыла его простыней и одеялом, послала воздушный поцелуй и выключила свет.

Не успела она закрыть дверь, как Коулман уснул.

Погода на следующий день сменилась к лучшему. Снова светило солнце, и стало немного теплее, хотя рестораны с террасами не выставляли на улицу свои столы и стулья. Во второй половине дня Коулман и Инес отправились в качестве гостей Смит-Питерсов на средненький струнный квартет, выступавший в холодном палаццо на берегу канала, после чего заглянули к «Флориану» выпить ирландского кофе.

Коулмана забавляло то, как Смит-Питерсы вели себя с ним. Они из кожи вон лезли, чтобы продемонстрировать дружеское расположение, преданность, солидарность. О Рее никто не сказал ни слова. Но это умалчивание лишь делало их веселье еще более неестественным, напоминало Коулману поведение некоторых белых, демонстрировавших свой либерализм по отношению к неграм. Коулман вел себя дружески и спокойно. Но поскольку Смит-Питерсы теперь верили, что он убил Рея, они казались Коулману менее занудными.

– Вы уже решили, сколько дней еще проведете в Венеции? – спросил Френсис у Коулмана.

– Не знаю толком, может, неделю. В зависимости от того, говорила ли Инес что-нибудь своему домоуправителю в Сент-Максиме.

– Вы собираетесь на юг Франции? – спросила Лаура.

Коулман помнил, что прежде отвечал на такой вопрос неопределенно. Теперь он сказал правду:

– Мне очень нравится общество Инес, но я хочу вернуться в свой дом в Риме.