Те, кто уходят

– Если человек пытается покончить с собой, то вряд ли он станет стрелять себе в руку. Полагаю, в него стрелял кто-то другой.

Коулман напустил на себя задумчивый вид:

– В Венеции?

– Или в Риме. Или на Мальорке. Не знаю. – Зордий подождал. – У него были враги?

– Понятия не имею.

Зордий записал только имена Смит-Питерсов, название их отеля и имя миссис Перри, проживавшей в «Эксельсиоре» на Лидо. Коулман подумал, что миссис Перри, вероятно, уже уехала, и сказал об этом.

– Что представляет собой Рей Гаррет? – спросил Зордий.

Коулман подумал, что у Зордия наверняка есть подробная информация о Рее от его родителей.

– Довольно неглупый, я полагаю. Довольно спокойный, погруженный в себя… немного робкий.

– В каком смысле?

– Скромный.

– Меланхолик?

– Настолько хорошо я его не знаю. Но он интроверт – да. Любит проводить время наедине с собой.

– А как вам его планы открыть галерею? Они осуществимы?

– Последнее, что я слышал, это то, что он пытается найти подходящее место в Нью-Йорке. Он хочет работать с европейскими художниками, которые пишут в Европе. У него хороший вкус, и он много знает о живописи. И деньги у него имеются. Так что он может позволить себе рискнуть. Если его затея обернется неудачей.

– По-вашему, он человек практичный? Не взбалмошный?

Коулман добродушно пожал плечами:

– Если у тебя есть деньги, то не обязательно быть практичным, верно? Я ничего не знаю о его прежних предприятиях. Когда я познакомился с ним в Риме, он где-то слушал курс изящных искусств, сам немного писал.

– Вы тоже художник, насколько я знаю. Рим прекрасный город – где еще жить художнику, как не в Риме?

– Великолепный. Прежде я работал инженером-строителем. Устал от жизни в Нью-Йорке.

– И вы живете в Риме один?

– Да. В маленькой квартирке в Трастевере. В пятиэтажке без лифта. Но там мило и тихо. Если ко мне приезжают гости, им приходится спать на диване в гостиной.

– И вы достаточно зарабатываете себе на жизнь живописью?

– Не очень. Но перебиваюсь. Делаю рамы в Риме. Это дает устойчивый доход. Большинство художников зарабатывает не картинами, а рамами.

Зордий улыбнулся, потом встал и поблагодарил Коулмана.

Коулман поднялся в номер и рассказал Инес о разговоре.

Он чувствовал себя совершенно спокойно. В конце концов, ведь Рей жив. Если Рей когда-нибудь расскажет правду, то его, Коулмана, могут обвинить в покушении на убийство. Неделю назад ему это казалось серьезной опасностью. Теперь – нет. Коулман предполагал, что Рея найдут. Он не знал, насколько велики шансы человека скрываться вечно, но, по его мнению, для Рея они были не очень высоки. Но что еще важнее, Коулман не думал, что Рей собирается прятаться всю жизнь. Все сводилось к тому, захочет ли Рей в конечном счете сказать правду или нет.

– Будет занятно узнать, что ему наговорят Смит-Питерсы, – сказал Коулман Инес, хохотнув.

– Ах, Эдвард, прекрати шутить!

– Ты же сказала, они на моей стороне.

Тем вечером Смит-Питерсы им не звонили, и Коулману это показалось странным, поскольку у него создалось впечатление, что Зордий собирался прямо в «Монако», чтобы поговорить с ними. Но возможно, они ничего – ни хорошего, ни плохого – не хотели сообщать ему или Инес по телефону.

На следующее утро в девять Лаура Смит-Питерс все же позвонила. Коулман был в комнате Инес, хотя ночевал в своей. Он и ответил на звонок. Лаура спросила, не желают ли они с Инес встретиться с ними за чашечкой кофе в одиннадцать «У Гарри».

– Мне бы очень хотелось увидеть вас обоих сегодня утром, – добавила Лаура чуть ли не с умоляющей интонацией.

Конечно. Коулман договорился о встрече.

«У Гарри» Инес и Коулман заказали кофе, а Смит-Питерсы – по «кровавой Мэри».

Вроде бы Френсис говорил сначала с частным детективом один, внизу, в фойе отеля, а Лаура в это время принимала ванну. Но детектив и ее хотел увидеть, поэтому она оделась и спустилась. Зордий расспрашивал о душевном состоянии Рея.

– Я сказала – как и Френсис, – что Рей, естественно, не выглядел очень счастливым, однако он не казался стрррашно удрученным.

Ее жесткое «р» превратило слово в гортанный cauchemar[51], иллюстрирующий, каким не казался Рей. А последнее слово она проглотила вместе с глотком «кровавой Мэри».

Все они слушали, подавшись вперед, словно за столиком сидели заговорщики, подумал Коулман. Или заключенные, планирующие побег. Френсис вытянул сухие губы, его маленькие глаза широко раскрылись. Он с невинным видом слушал свою жену. Но время от времени поглядывал на дверь, не открылась ли она. Коулман больше на дверь не смотрел.

– Мне очень жаль, что из-за меня вам достается, – сказал Коулман.

Он и в самом деле огорчился.

– Ну, вы же рррешительно ни в чем не виноваты, – сказала Лаура так серьезно, что Коулман даже не сразу понял нелепый юмор ситуации.

Он нервно улыбнулся, что заметила только Инес. Коулман почувствовал: Лаура уверовала в ту историю, которую рассказала «полиции».

– Он спрашивал о вашем отношении к Рею, – продолжала Лаура вполголоса, наклонившись к Коулману. – Я сказала, что, по моему мнению, вы его не очень хорошо знали. Разве не так?

– Так, – ответил Коулман.