Работа аналитика не кончается с окончанием сессии. В моей собственной практике возможный смысл сновидения пациента, странной болезни или внезапного несчастья всегда открывается мне внезапно, когда я меньше всего этого жду, когда я совсем «не на работе». Это открытие часто обнаруживает и мои собственные несоответствия, неожиданные чувства и странные ассоциации на слова моих пациентов. Начинаешь это обдумывать, и обычно возникает больше новых вопросов, чем ответов. Ход мыслей при этом отличается от того, во что вовлечен аналитик, когда позволяет своим мыслям и чувствам свободно парить вместе с чувствами и мыслями пациента. Размышления «вне кабинета» направлены на привнесение порядка в хаос человеческой психики, на поиск в глубине начинающихся движений (ощутимых в каждом анализе) дальнейших прозрений в суть загадочной природы творческого процесса, производящего психические изменения. Такой род размышлений, хотя и может иногда приводить к интерпретациям в ходе данного анализа, гораздо чаще приводит к сомнениям в самих классических психоаналитических концепциях, скажем, расширяя или сужая их применимость, или к поиску новых гипотез и закладыванию основ того, что может стать новыми концепциями. А уж затем они должны быть интегрированы в существующую доктрину, или же должна быть доказана их способность объяснять нам больше, если они направлены на замену прежних метапсихологических концепций.
У аналитиков, таким образом, есть два образа мышления о своей работе — клинический и теоретический. Что между ними есть общего, и каковы их различия?
С одной стороны, эти два рода деятельности, клиническую переработку и теоретическая переработку, можно считать несовместимыми. Клиническая переработка включает в себя специфический способ выслушивания и попытки проникнуться личным жизненным опытом пациента. Аналитик волен думать и фантазировать об аналитических сообщениях анализируемого. Озабоченность теорией может только затемнить то, что аналитик пытается различить в подтексте аналитического дискурса каждого пациента. Хотя и полученные нами знания, и знания, которые нам еще предстоит получить от разных теоретиков, неизмеримо расширяют то, что мы слышим, эти знания обогащают нашу клиническую работу только в той мере, в какой теории стали неотъемлемой частью нашего собственного аналитического опыта: не только опыта личного анализа и подтверждений, которые приносит клиническая практика, но и постоянного самоанализа, в который должны быть вовлечены все аналитики. Без обогащенности самопознанием теория, скорее, мешает, чем помогает тому, что мы слышим. Она может блокировать появление новых гипотез о психической реальности каждого из наших пациентов и о наших особых на них реакциях. А случись это, два психических театра, аналитика и анализируемого, могут войти в противоречие, вместо того, чтобы друг друга дополнять.
Многие замечательные клиницисты, глубоко проникающие в мир своих пациентов, не имеют особого желания «писать психоанализ» (Smirnoff, 1977). Для тех же, кто пишет, деятельность по письменному изложению наших мыслей и чувств, связанных с работой, может быть побегом от разделенного одиночества аналитической пары, замкнутой в стенах консультационного кабинета. Более того, именно этот род письменного творчества помогает нам справляться с особым напряжением аналитической работы. Это напряжение возникает от всего того, что нам неведомо, а возможно, и непостижимо в человеческой душе, от неизбежных ограничений психоанализа, который может лишь облегчить определенные формы человеческих страданий, и не более того, и от частых неудач добиться хотя бы этого. Чтобы пролить свет на важное различие клинической и теоретической формы психической переработки и на связи между ними, я кратко остановлюсь на первоначальной фрейдовской концепции психического мира и затем приведу пример из собственной клинической практики, чтобы проиллюстрировать путем письменного аналитического изложения, каким образом клиническая переработка может быть трансформирована в теоретическую.
В центре концепции психической переработки, выражена ли она в выработке или проработке, находится понятие работы: неотвратимая обязанность трудиться, навязанная инстинктивной человеческой природе, и столь же безоговорочное требование в аналитической ситуации — прорабатывать мысли и фантазии, подсказанные инстинктивными влечениями. Каждое аналитическое открытие неизбежно встречает сопротивление, которое требует дальнейшей психической работы, ради новых глубинных озарений о собственной жизни. В этой главе я использую термин переработка в более общем смысле, как включающий и спонтанное функционирование сознания, и повторение и проработку аналитических находок. Моя главная задача — исследовать необходимость психической работы, навязанной нам влечениями, конфликтами и порождаемыми ими внутренними драмами.