При оптимальных условиях психоаналитическое приключение позволяет каждому Я выдвинуть своих собственных доктора Дже-кила и мистера Хайда, собственных Фауста и Мефистофеля, отщепленные, но жизненно необходимые части любой самости. Таким образом любовь и ненависть могут примириться, позволяя субъекту наконец подписать мирный договор в многолетней молчаливой войне, которая иначе могла бы привести к истощению и смерти. Другими словами, в поисках своего вербального выражения, многие Я вмещаются в официальное Я пациента, услышав друг друга. Открывая свои парадоксы и противоречия, они могут с этих пор принять свою связную идентичность и их совместное предприятие. Аналитический дискурс, придавая новый смысл прошлому, позволяет многим пациентам возобновить обладание своими заброшенными потенциями, расширить свою способность думать и чувствовать, и исследовать такие чувства и мысли без страха.
Мы можем, наконец, подвергнуть сомнению достоверность реконструированных текстов и воскрешенных персонажей, появляющихся из разных театров сознания, разыгрывающихся на аналитической сцене. Такие «правды» диалектическим путем конструируются из воспоминаний и фантазии, и представляют внутренний мир, в котором Я каждого участника находит больше пространства, в которое можно переместиться, создав смысл на месте прежней бессмыслицы. Избавленный от роли злополучной жертвы неподконтрольного настоящего и неизменного прошлого, анализируемый больше не обречен повторять старые сценарии, страдать все от тех же неудач, и встречать каждый новый вызов со знакомой старой тревогой или отчаянием. «Правда» — подтверждение актуального и признание места человека в человеческом, сексуальном и социальном порядке; это признание как своих сильных сторон и неудач, так и сил и слабостей других — людей из прошлого и людей из настоящего. Для многих психотерапевтический опыт — единственный путь уйти от компульсивности стародавних сценариев, приносящих только боль и разочарование при каждой постановке.
Множество людей находится в постоянном конфликте с инстинктивной природой, и в то же время силится понять желания и конфликты других. Таким образом, многие находят решения, не требующие анализа. Они используют свой психический театр так, чтобы адекватно взаимодействовать с неизбежными конфликтами прошлого, создавая целительные драмы и действия, вознаграждающие отношения, сильную и длительную любовь, а иногда — сублимационные творения искусства, которые приносят столько же радости творцу, сколько и тем, кто им внимает. Эти люди уже знают, что, несмотря на страдания, жизнь — творческое и непрестанное приключение во все времена. С другой стороны, те, кто обездвижил и обеззвучил многие из сюжетов и многих актеров своего внутреннего театра, не позволяя им иных действий, кроме как стучать молотком в стены сознания, могут узнать цену словам Сартра (Sartre, 1965; 37): «Хотите, чтобы ваши персонажи жили — освободите их!»
I
Сценарии написаны на неведомом языке; диалоги неслышны, иногда сведены к одной мимике; персонажи пока безымянны. Таким образом, психические драмы театра Я ждут постановки на аналитической сцене. В надежде обрести смысл и облегчить боль, два человека вступают на эту сцену, чтобы оживить драму в качестве психической реальности. У анализируемого есть лишь слабые воспоминания о сценарии, чувство, что он уже был тут раньше, но — никакой особой идеи об обстановке, персонажах или действиях, с которыми придется столкнуться. Аналитик уже знает по долгим годам личного анализа, что откроет анализируемый: что мы будем натыкаться на эти сцены и людей, иногда в крайнем удивлении, иногда с чувством, что нашелся недостающий кусочек головоломки, а иногда с решимостью дослушать конец истории или взглянуть на сцены, которые когда-то казались невыносимо страшными.
Анализируемые, делающие первые неуверенные шаги по этой внутренней сцене, делают их крайне осторожно. Они подозрительны насчет этого неизвестного гида, аналитика. В один момент они верят, что аналитик уже знает все сценарии, ожидающие постановки; в другой момент они беспокоятся, что аналитик не обеспечит им поддержку, если драма станет слишком странной или пугающей. И на самом деле, внутренний мир населен причудливо и противоречиво. Психические сцены и их персонажи выдают себя через неожиданные странные ассоциации, фантазии, оговорки, сновидения, таким образом проскальзывая через сознательное использование речи.
Но именно эти бессознательные откровения часто позволяют аналитику мельком увидеть то, что анализируемый, с запинками, хочет поставить на сцене.