Театр души

И наконец, мы подходим к слабее всего освещенным сценариям, принадлежащим психическому театру: к сюжетам, персонажи которых выходят на сцену в виде глубоких изменений биологического функционирования тела. В таких пьесах псюхе, кажется, оставила борьбу, позволив соме ставить свои спектакли, по сути своей бессловесные. Важно отличать психосоматический театр от невротических сценариев истерической природы, в которых тело используется символически, а также от тех, которые создаются в психотическом театре тела, где ипохондрический бред или настоящие увечья тела призваны выражать психические темы. В отличие от психосоматических драм, они рассказывают истории, и ключевые слова сюжета могут быть, в конце концов, расшифрованы в ходе аналитического процесса.*

Мы должны, следовательно, принимать во внимание природу этих «историй без слов», составляющих репертуар психосоматического театра тела. Большинство людей интуитивно признает болезнен-

Театр тела подобного рода подробно обсуждался в другом месте. См. «Plea for a Measure of Abnormality» (New York: International Universities Press, 1980), («Простим слегка сумасшедших», главы с 9 по 12). Здесь и далее примечания автора.

ный, и все-таки несущий успокоение факт, что их невротические творения, их извращенная и наркотичная активность и даже их психотическая продукция содержит скрытый смысл и, следовательно, принадлежит им, тайно желавшим выстоять в жизненных бурях или нуждавшимся в них. Когда мы подходим ближе к психосоматической продукции псюхе, которая, как кажется с первого взгляда, вовсе не стоит на стороне жизни, наша уверенность постепенно исчезает. А причина для необъявленных представлений психосоматической драмы (ибо мы редко бываем предупреждены о драматичных физических заболеваниях) состоит в том, что разум не имел дела с множеством восприятий, ощущений и аффектов, которые в норме настоятельно потребовали бы психической репрезентации. Они были радикально отделены от психического осознания, и так произошло расщепление тело/разум.

В нашей попытке реконструировать туманный сюжет телесного расстройства, на психоаналитической сцене появляются странные создания, «тела-вещи», первично эротизированные органы и чувства, скрывающиеся как сказочные чудовища в кулисах театра сознания. У этих причудливых персонажей всего по несколько слов. При недостатке текста роли они склонны привлекать к себе внимание жестами или внезапными физическими проявлениями в виде слез или дрожи; если они все-таки прибегают к словам, то слова скорее служат энергетической разрядке, чем потребности нечто сообщить. В глубинах любой индивидуальной психики скрывается много таких архаичных персонажей, и они склонны появляться на сцене, когда в неисправности весь остальной психический репертуар. Главы 4 и 8 — попытка концептуализировать эту странную театральную продукцию, отсоединенную от слов пациента.

Для того, чтобы прийти к согласию с Запретным и Невозможным, нужен каждый раз процесс оплакивания, причем такой, который возместил бы то, на что оставлена надежда. Отказ от неисполнимого желания слияния и всемогущественного контроля над другими приносит следом за собой драгоценное чувство индивидуальной идентичности. (Оно часто служит надежной защитой от тяжелого нар-циссического или психотического расстройства.) Понимание, что ты никогда не будешь двуполым и не будешь сексуально обладать ни одним из родителей, восполняется даром сексуального желания и обещанием вознаграждения в будущем. (Если к такому убеждению прийти не удается, то индивид остается открыт невротическим проблемам или принужден к гомосексуальным или «неосексуальным» решениям (главы 11 и 12) ради спасения собственной сексуальности.) Конечно, есть возможность психотических решений проблемы принятия своего биологического пола, таких как выбор транссексу-ализации своего тела или сотворение бреда наподобие шреберовс-кого (Freud, 1911а), что твой пол поменял сам Бог. Признание неизбежности конца жизни придает ей скоротечность и у многих вызывает желание оставить что-то от себя в продолжающемся потоке жизни — детей, произведения искусства, какие-то дела. (Неудача в этой важной сфере может привести к обесцениванию жизни с вытекающей из этого глубокой депрессией, аутичным удалением от мира других или ростом психосоматической уязвимости.)

Иногда договориться с Запретным и Невозможным не удается из-за далеко идущего влияния бессознательных проблем родителей, а также врожденной хрупкости определенных детей. Если внутренние драмы родителей влекли их к тому, чтобы использовать своих детей (телесно или психически) для сведения счетов с прошлым и починки своего нарциссического образа или ущербных либидиналь-ных отношений, то маленький мегаломаньяк вряд ли получит помощь, необходимую, чтобы найти решения для неизбежных травм человеческой жизни. Ведь это именно родители дают ребенку чувство его Я, наслаждения своей индивидуальностью, мужественностью и женственностью, и право наслаждаться как можно более полно всеми сторонами взрослой жизни.