Театр души

Таким образом, актеры Переходного Театра не ищут разрешения конфликта через невротический компромисс и формирование симптома или создание неореальности, которую общество назвало бы бредовой. В некотором смысле эти люди кидаются в более опасное предприятие, чем те, что страдают психозом или неврозом, с той точки зрения, что они всегда зависят от того, насколько хорошо им будут служить другие, снабжая их искомой уверенностью, которая позволяет им избежать психического конфликта и сопутствующей ему душевной боли.

Продукция Переходного Театра напоминает перверзные сценарии неосексуальных творцов (McDougall, 1978; 21-86), но постановка сюжетов и использование других в качестве персонажей более сложны. Эти психические драмы не носят сознательно эротического характера и нуждаются в более сложном исходе, чем оргазмическая реакция при сексуальной девиации, в качестве доказательства той действительности, которая должна быть засвидетельствована. Однако часто случается, что постановщиков на социальной сцене считают извращенцами, не в смысле сексуальной преверзии, а в смысле извращения (перверзии) характера (Arlow, 1971). Их обвиняют в том, что они извлекают удовольствие, нападая на людей, расстраивая их или принося окружающим какое-то иное страдание. Так как эти сценарии требуют неких манипуляций во внешнем мире и участия в них людей, то одержимый фактически бессознательно признает, что другие — только части его самого, и тем самым отрицает базовый постулат существования Другого. Когда псюхе отрекается от существования Другого (инаковости), мы поистине в театре Невозможного, но поскольку пьеса не может идти на сцене без соучастия и доверия других, которые были бы не просто созданиями воображения субъекта (пусть даже с ними так обращаются), все представление тоже подпадает под власть внешней реальности, и тем самым подлежит ограничениям Возможного.

СЛУЧАЙ БЕЛОСНЕЖКИ

Чтобы проиллюстрировать, что я имею в виду под Переходным Театром, я хочу предложить отрывок из длительного анализа. Белоснежка была 12 лет замужем, когда впервые обратилась ко мне за помощью в связи с депрессивными чувствами, которые она не могла понять. На наших первоначальных интервью она ссылалась на такое состояние как на «пустоту», «дыру» в ее дне, когда ей ничего не хотелось делать, потому что жизнь казалась никчемной. В такие моменты она становилась жертвой очередной кожной аллергии, от приступов которых она страдала. По ее описанию, она тогда возобновляла атаку на собственную кожу: колола ее иголками и прижигала спиртом, чтобы победить аллергическую реакцию. Такое «лечение» в свою очередь требовало по многу часов сидеть перед зеркалом, намазываясь кремами и умащиваясь маслами, чтобы залечить нанесенные повреждения. Однако, начав аналитические отношения, она мало говорила об этих, возможно, психосоматических драмах и не давала заглянуть в сценарии, скрытые за ее «дырами». Вместо этого она, казалось, использует свои сессии, чтобы доказать мне, что она всегда «права», не только по отношению к своим коллегам, матери и сыновьям, но прежде всего, в ее вечных спорах с мужем. Она много труда потратила на выбор мужа. Как она частенько, с явной горечью в голосе, говорила, он «в точности соответствовал тому, что [я] ожидала от мужчины». Она долго искала такого подходящего супруга, отказываясь ради него от других предложений. И какое фиаско! Изучив его за 12 лет до молекулы, она теперь может сказать, что он просто памятник эгоизму, до смешного потворствующий отец, невнимательный к своей внешности и к своей работе, неаккуратный и психованный. Сколько глупостей он делает в поездках, какой он неуклюжий дома и даже в постели, где он показал себя совершенно бестактным и невнимательным к ее желаниям. Время от времени она четко определяла место мужа в своем внутреннем театре: «Мой муж — настоящее дерьмо!» (по-французски — «une vrai merde»).