Читаем Театр эллинского искусства полностью

Глубокое различие между приватным и публичным выражением лиц очевидно, если сравнить воина на рассмотренном выше эретрийском белофонном лекифе (ил. 313, с. 519) с охотником на горельефе надгробной стелы с речки Илисс[685], хранящейся в том же афинском музее (ил. 315). Созданный около 340 года до н. э. горельеф обрамляла глубокая эдикула, как было принято в скульптурных надгробиях второй половины IV века до н. э. Расставшийся с жизнью молодой охотник, его отец, маленький мальчик и гончая были обособлены от окружающего мира не только стенками эдикулы, но и их тенью. Молодой человек сел, подстелив плащ, на невысокое собственное надгробие, непринужденно скрестил ноги и немного повернулся вправо — в сторону отца. Он держится прямо, демонстрируя совершенство обнаженного героизированного тела. Правая рука (сохранившаяся только выше локтя) была, вероятно, сомкнута с левой на палице — между прочим, атрибуте Геракла. Прекрасное лицо молодого человека под коротко стриженными курчавыми волосами отрешено и от собственного энергичного жеста, и от отца, пристально вглядывающегося в его профиль, и от мальчика, скорчившегося у его ног, и от собаки, и от тех, кто смотрел и смотрит на них. Его взгляд направлен чуть вверх и не выражает ни малейшего переживания, вызванного обреченностью на вечное блуждание бледной тенью среди бесчисленных таких же теней в Аиде. Не зная, что молодой охотник — эйдолон, явившийся близким, пришедшим к его могиле, можно было бы принять его за изваянного Скопасом другого созерцательного охотника — Мелеагра (ил. 316).

Кто бы ни был создателем «Стелы Илисса», скульптора интересовали не переживания умершего, а его место на жизненном пути человека от детства к старости. Этот рельеф — аллегория трех возрастов. Охотник олицетворяет расцвет человеческой жизни. И не важно, кем приходится ему малыш, прикорнувший на ступеньках стелы, — сыном (что почти невероятно, так как в таком случае нельзя было бы не изобразить и его мать), младшим братом или слугой. Он был нужен заказчику или скульптору как олицетворение начальной поры человеческой жизни. Осмелюсь вложить в ум отца, задумчиво поглаживающего бороду, строки Пиндара:

Но кто и обречен умереть,Тот станет ли в темном углу праздно        варить бесславную старость,Отрекшись от всего, что прекрасно?[686]

В агональном пылу

Гесиод в «Работах и днях» не упоминает об охоте. Но на вазах охотничьи сцены встречаются нередко. Эту бешеную забаву аристократы всех времен обожали. Охота на чудовищного Калидонского вепря — ее героический прототип[687].

Взгляните на очень древнее, VIII века до н. э., изображение льва в смертельной схватке с охотником, украсившее подставку для котла в Археологическом музее Керамика в Афинах (ил. 317). Судя по мечу и копью в руках охотника, это не Геракл (Киферонского льва Геракл убил дубиной, Немейского задушил). Человек и зверь не уступают друг другу схематичностью силуэтов. Фигура охотника — агрегат, в котором тонкими шарнирами соединены профиль крохотной головы; показанный спереди торс, резко сужающийся от очень широких плеч к талии; изображенные сбоку сильные бедра, икры, стопы. Шарниры — шея, локти, талия, колени, лодыжки. Длинные ноги поднимают талию на высоту почти двух третей фигуры. Кистей рук нет: меч вырастает из выдвинутого вперед правого предплечья, копье — перпендикулярно вертикальной черточке левого. Эластичность силуэта нарушена лишь зазубринами шевелюры и клинышком пениса.

Лев, встав на дыбы, чтобы когтями вырвать куски мяса из ноги охотника, теряет равновесие, но упасть ему некуда: там край ножки керамического изделия. Силуэт льва, достигающий плеч охотника, будто вырезан из тонкого листка железа такими тупыми ножницами, что местами приходилось этот листок рвать, оставляя зазубрины, и с усилием скручивать. Голова льва больше торса охотника; пасть разинута так, что весь этот торс в ней поместился бы; язык торчит клином величиной немногим меньше меча; тело от массивной груди сужается к талии такой же тонкой, как у его врага; лапы, наверху толстые, переходят в ломкие линии; хвост бешено извивается. Топорщатся зазубрины гривы, зубов, шерсти над лапами. Огромный круглый глаз, выделенный белой линией, находится на оси языка.


Ил. 317. Подставка для котла. Ок. 750 г. до н. э. Выс. 18 см. Афины, Археологический музей Керамика. № 407 (Boardman J. Greek Art. London, 2016. Fig. 23)


Ил. 318. Ашшурбанипал убивает льва. 645–635 гг. до н. э. Гипс. Выс. 89 см. Лондон, Британский музей. № 124874


Перейти на страницу:

Похожие книги

Сериал как искусство. Лекции-путеводитель
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель

Просмотр сериалов – на первый взгляд несерьезное времяпрепровождение, ставшее, по сути, частью жизни современного человека.«Высокое» и «низкое» в искусстве всегда соседствуют друг с другом. Так и современный сериал – ему предшествует великое авторское кино, несущее в себе традиции классической живописи, литературы, театра и музыки. «Твин Пикс» и «Игра престолов», «Во все тяжкие» и «Карточный домик», «Клан Сопрано» и «Лиллехаммер» – по мнению профессора Евгения Жаринова, эти и многие другие работы действительно стоят того, что потратить на них свой досуг. Об истоках современного сериала и многом другом читайте в книге, написанной легендарным преподавателем на основе собственного курса лекций!Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Искусствоведение / Культурология / Прочая научная литература / Образование и наука
12 лучших художников Возрождения
12 лучших художников Возрождения

Ни один культурный этап не имеет такого прямого отношения к XX веку, как эпоха Возрождения. Искусство этого времени легло в основу знаменитого цикла лекций Паолы Дмитриевны Волковой «Мост над бездной». В книге материалы собраны и структурированы так, что читатель получает полную и всеобъемлющую картину той эпохи.Когда мы слышим слова «Возрождение» или «Ренессанс», воображение сразу же рисует светлый образ мастера, легко и непринужденно создающего шедевры и гениальные изобретения. Конечно, в реальности все было не совсем так, но творцы той эпохи действительно были весьма разносторонне развитыми людьми, что соответствовало идеалу гармонического и свободного человеческого бытия.Каждый период Возрождения имел своих великих художников, и эта книга о них.

Паола Дмитриевна Волкова , Сергей Юрьевич Нечаев

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Искусство жизни
Искусство жизни

«Искусство есть искусство жить» – формула, которой Андрей Белый, enfant terrible, определил в свое время сущность искусства, – является по сути квинтэссенцией определенной поэтики поведения. История «искусства жить» в России берет начало в истязаниях смехом во времена Ивана Грозного, но теоретическое обоснование оно получило позже, в эпоху романтизма, а затем символизма. Эта книга посвящена жанрам, в которых текст и тело сливаются в единое целое: смеховым сообществам, формировавшим с помощью групповых инсценировок и приватных текстов своего рода параллельную, альтернативную действительность, противопоставляемую официальной; царствам лжи, возникавшим ex nihilo лишь за счет силы слова; литературным мистификациям, при которых между автором и текстом возникает еще один, псевдоавторский пласт; романам с ключом, в которых действительное и фикциональное переплетаются друг с другом, обретая или изобретая при этом собственную жизнь и действительность. Вслед за московской школой культурной семиотики и американской poetics of culture автор книги создает свою теорию жизнетворчества.

Шамма Шахадат

Искусствоведение