Театр китового уса

Хендрикс кивает, издает подбадривающий звук.

Дигби говорит:

– Мы вступили в армию одновременно. Думали, что вместе и пройдем войну, но затем он пропал. В первом акте. Все еще не могу в это поверить. Я был совсем рядом с ним. Мог протянуть руку.

Хендрикс снова кивает. Через какое-то время он говорит:

– У меня есть друг. Оператор радара. Распределен в Оркни. Я очень по нему скучаю.

Обыденность его заявления разоружает. Дигби чувствует, что в нем что-то скрыто, но высказано оно так мимоходом, что сопротивляется даже мысли о скрытности. Он не может найти подходящего ответа.

Хендрикс говорит:

– Как его звали? Не по фамилии, в смысле. Твоего друга.

– Сэм. Сэм Гроувс. Он был из Йоркшира. Любил танцевать.

– Сэм Гроувс, – говорит Хендрикс.

Ночь идет мимо. Три утра, начинается дождь. Дворники с писком скользят по лобовому стеклу, открывая и скрывая размытый мир снаружи. Они едут сквозь молчаливые деревни, без единого огонька в окнах.

– Вы знаете поэму Киплинга о контрабандистах? – говорит Дигби. – Что нельзя выглядывать, пока они не пройдут?

Хендрикс декламирует соответствующе драматическим тоном:

– «Ни о чем не спросишь – не солгут в ответ. Глазки в стену, крошка, а не Джентльменам вслед!»[45]

– Помните, без ошибок, – говорит Дигби.

– Занятно, что они описаны «джентльменами», – говорит Хендрикс. – Никто бы нас так не назвал. Я слышал, как нашу организацию называют Министерством неджентльменской войны. Говорят, наши оперативники не лучше наемных убийц.

– Но мы же не убийцы, так? – говорит Дигби. – Я всего лишь хочу принести пользу. Меня тошнит от чувства беспомощности.

Дворники несколько раз пищат, затем Хендрикс говорит:

– Для этой работы действительно нужен определенного склада характера человек.

– Что вы имеете в виду?

– Наши самые эффективные оперативники редко совершают ошибки, потому что не оставляют для них места. Если понадобится, они без задней мысли оставят позади товарищей.

– Я хорошо показал себя на подготовке. Кроме сегодняшней ночи.

– Это так, – говорит Хендрикс. – Я понимаю, почему тебя взяли. Ты без малого крайне хорош во всем этом.

– Я могу быть полезен во Франции, сэр.

– Пользу можно принести многими способами. Это легко устроить. Тебя переведут в другой отдел без отрицательных пометок в деле. Мне кажется, они с некоторым уважением относятся к тем, кто признает, что не готов к такой работе – а многие из нас не готовы. Она холодная, неколебимая.

– Я никого не подведу.

Хендрикс кидает на него взгляд.

– Дигби, ты не должен считать отсутствие пригодности к этой работе провалом. Это не провал. Война может зависеть от тех, кто не колеблется, но человечество полагается на колеблющихся.

Автомобиль чуть виляет, заезжая на бугристую землю, но Хендрикс быстро его выправляет. В темноте сложно понять, где кончается дорога и начинается обочина. Дигби смотрит из пассажирского окна.

Хендрикс говорит:

– Ты рискуешь не только своей собственной жизнью. В прошлом месяце мы послали радиста в Бретань. Он жил с семьей фермеров.

– Вам не нужно мне это рассказывать, – говорит Дигби.

– Немцы быстро его выследили. Они заставили детей смотреть, как убивают их собаку. Заставили родителей смотреть, как бьют их детей. Они пытали отца, пока его сердце не выдержало, но оставили мать в живых, чтобы кто-то мог рассказать о том, что они сделали. Затем они забрали нашего человека с собой, для развлечения. Мы не знаем, где он. Как не знаем, где дети. Они убежали. Две девочки. Шесть лет и четыре.

– Вам не нужно мне это рассказывать. Расскажите, что вы делали сегодня.

– Я пытался быть полезным, – говорит Хендрикс через мгновение и сворачивает на длинную подъездную дорожку к пункту их назначения.

Выходы

Сентябрь 1942

Флосси находит письмо с сообщением, что ей законом предписано явиться для необходимой военной работы, в груде почты на кухонном столе, под неоплаченными счетами. Ему несколько месяцев. Флосси подозревает, что могла бросить его туда в одной из своих периодических попыток восстановить порядок в доме, разделяя хаос на небольшие кучки.

Она берет смятое письмо с собой в автобус до Дорчестера, где в одном из зданий городского совета расположилась Женская земледельческая армия. Там с ней проводит собеседование занятая женщина средних лет, которую ее мать описала бы «крайне земской». На стене висит плакат с лозунгом: «ПРИСОЕДИНЯЙСЯ К ПОБЕДНОМУ СБОРУ УРОЖАЯ!» – и изображением улыбающейся закату молодой женщины с вилами.

– Работа будет совершенно отвратительная, – говорит женщина. Она сидит за столом с древней печатной машинкой, стопкой форм и рамкой с фото спаниеля. – Вы когда-либо пачкали руки? Уверены, что не предпочтете что-то секретарское? Как большинство девушек вашего возраста.

– Я твердо решила, – отвечает Флосси. – Я хочу быть в Земледельческой армии.

– Что ж, вы кажетесь крепкой. Если ваш медосмотр позволит, уверена, что смогу найти вам занятие. У вас есть опыт работы с коровами?

– Нет, но у меня несколько куриц и большой огород.

Женщина фыркает и пишет что-то в форме.

Флосси добавляет:

– Размером с выделенный участок, если не больше.