Театр китового уса

– Она уже завершилась, – говорит Перри. – Иногда сложно помнить, что французы и англичане на одной стороне. Мы ужасно много времени тратим на споры друг с другом.

– О чем?

– Они хотят большего вовлечения в нашу работу, но они, французы, импульсивны. Склонны к стравливанию двух сторон против центра. Лучше держать наши дела порознь, – говорит он, расправляя салфетку. – Садись, пожалуйста. Чем обязан такой чести?

– Я хочу делать больше, – отвечает Кристабель, садясь за стол. – Меня тошнит от перестановки фишек.

– Твоя работа жизненно необходима. Чаю? В чайнике осталось достаточно. Мой французский друг небольшой его любитель.

– Я могла бы делать больше. Я слышала, женщин хотят отправлять под прикрытием во Францию.

– И кто же мог сказать тебе об этом? – говорит он, с приподнятой бровью разливая чай, и добавляет: – Я надеюсь, ты не думаешь, что сможешь найти там Дигби.

– Если только мне не прикажут.

– Тебе не прикажут.

– Его нужно найти?

– Хороших агентов не нужно находить. Молоко?

– Да.

– Сахар?

– Три, пожалуйста.

Перри аккуратно кладет ей в чашку три кусочка сахара парой серебряных щипчиков, затем говорит:

– Кристабель, официально мы не используем женщин в роли бойцов.

– Другие страны используют. Ты видел, что писали в газетах об этой советской девчонке-снайпере? На ней больше трех сотен убийств. Ее пригласили в Белый дом.

– Полезная пропаганда, – говорит он, передавая ей чашку и блюдце.

– Ты в нее не веришь?

– Полагаю, она действительно убивала, но, очевидно, пользы от нее больше в качестве газетной истории – зачем еще ей ехать в Белый дом? Кроме того, мы англичане, а не русские. Будет страшный скандал, если мы пошлем жен и матерей на фронт.

– Я не жена и не мать. Как считаешь, у меня может быть шанс?

– Ты способная девочка. Они изучат твое прошлое, конечно. Надеюсь, в нем не найдут ничего подозрительного.

– Не найдут.

– У твоей мачехи были довольно интересные друзья, но Ковальски я проверял собственноручно, и он диванный революционер, не больше.

– Ты проверял Тараса?

– Осторожность не помешает, – говорит он, наливая себе чаю. – Кроме того, мне полезно было знать, из какой семьи происходит мой шофер.

– Ты бы избавился от Леона, будь Тарас замешан во что-то сомнительное? Это едва ли честно.

– Не обязательно. У Леона есть полезные качества. Он говорит на многих языках. Не боится запачкать руки и, важнее всего, не имеет ни малейшего желания занять мое место. – Перри мгновение изучает ее, затем добавляет: – У него как будто вовсе нет никаких амбиций, кроме как соблазнять моих секретарш.

К собственному удивлению, Кристабель чувствует где-то в глубинах тела укол ревности, но приподнимает брови в, как она надеется, безразличной манере и лестно говорит:

– Такой человек, как Леон, никогда не смог бы занять твое место.

Перри мешает чай, затем говорит:

– Если бы я рекомендовал тебя для определенных конфиденциальных заданий, Кристабель, я бы советовал отправить тебя как можно дальше от брата. Потерять обоих Сигрейвов было бы – как там у Уайльда?

– «Потерю одного из родителей еще можно рассматривать как несчастье, но потерять обоих похоже на беспечность»[46].

– Я знал, что ты вспомнишь, – он улыбается.

– Насколько вероятно потерять нас обоих? Только честно.

– Я не склонен к спекуляциям, – говорит Перри, – но, насколько я понимаю, шансы выжить у агента во Франции грубо равняются пятидесяти процентам. Один к двум.

Для демонстрации он достает из кармана монетку и раскручивает ее на столе. Она крутится так быстро, что превращается в шарик, и он быстро прихлопывает ее ладонью до того, как она завалится набок.

Он говорит:

– Кристабель, ты вообще задумывалась, чем займешься после войны?

– К счастью, война как будто забрала необходимость размышлять об этом, – отвечает она, вращая менажницу, чтобы изучить ее содержимое.

– Во многих смыслах война ведется, чтобы определить, что будет дальше, – говорит Перри. – Генерал, с которым я говорил перед твоим прибытием, к примеру, имеет довольно категоричное мнение относительно большого числа коммунистов, которые присоединились к Сопротивлению после того, как Россия перешла на нашу сторону. Он опасается, что, если французам помогут одержать победу коммунисты, Москва сможет решать их будущее.

– Если коммунисты хотят сражаться, зачем нам их останавливать?

– Они довольно прямолинейны в своих методах. Они хотят привить свои убеждения другим – своего рода вербовка, если хочешь. Или признак неуверенности.

– Неуверенности? – говорит Кристабель, приступая к шоколадному эклеру.

– Агенты под прикрытием не должны нуждаться в аплодисментах, – говорит Перри, передавая ей салфетку. – Они должны быть подобны комарам, что болезненно кусают, но остаются невидимыми.

– Но победа наша цель, так ведь? Бессмысленно путаться в политических узлах. Боже, по вкусу похоже на настоящие сливки.