Театр китового уса

«Галифакс» делает еще один круг. Свет над люком мигает красным, и агенты, выглядывающие из люка, видят, как мимо проносятся контейнеры с парашютами. Кристабель подползает ближе, перекидывает ноги через край. Затем свет сменяется зеленым, диспетчер кричит: «Давай!» – и она без колебаний прыгает прямо в открытое небо.

Сердце останавливается, когда она летит в ничто, затем рывок, когда она попадает в воздушный поток от винта, придыхательный свист шелкового навеса, разворачивающегося над ее головой, и еще один резкий рывок, когда парашют раскрывается и крутит ее, звезды разлетаются вихревым пятном, диким танцем в лунном свете. Затем движение выравнивается, и она спокойно плывет, и это самая любимая ее часть, часть, которая никогда не длится достаточно долго. Невесомое возбуждение, когда она планирует над землей, парит как ястреб и ветер свистит мимо.

Слишком быстро земля стремится навстречу, и она приземляется с глухим стуком. Мгновением позже парашют падает на землю позади нее, с протяжным фллламп, будто охапка простыней. Она быстро поднимается на ноги и уже выбирается из сбруи, когда видит бегущие навстречу фигуры. На мгновение она задерживает дыхание, нащупывая пистолет, затем слышит крик по-французски:

– Bienvenue![52]

«Галифакс» над головой разворачивается, и она мельком видит смотрящего на нее из кабины пилота, прежде чем он с ревом уносится в ночь, чуть махнув на прощанье крыльями.

Бодрствуя

Июнь 1943

Флосси лежит в постели общежития, вслушиваясь в грохот немецких бомбардировщиков, летящих над Дорчестером. Она закрывает глаза, пытаясь притвориться, что это только шум, и зная, что вокруг нее другие девушки лежат неподвижно и тихо в своих постелях, тоже изображая сон, – как, представляется ей, пилоты в самолетах могут сосредотачиваться только на навигационных инструментах, вытесняя мысли о своем грузе или о возможной скорой смерти. Все они бодрствуют; никто не хочет спать. Снаружи на улице яростно лает собака: единственный протест.

Как привыкнуть к полетам смерти над головой? Флосси размышляет. Как привыкнуть вести себя, будто привыкла? Она вспоминает, что когда погибла мать, шок был такой необъятный, что казался немыслимым. Но теперь это лишь старый факт, выцветшая вырезка из газеты. Одна потеря из многих. Смешно, к чему только не привыкаешь.

На прикроватном столике фотографии Кристабель и Дигби в форме. Рамка со студийным портретом Розалинды балансирует за ними. Другие девушки часто восхищаются утонченной матерью Флосси, хотя это больше не радует ее так, как прежде. Она вспоминает слова Миртл о том, что жизнь шире чужих взглядов, и думает, что, возможно, это еще одна вещь, к которой она привыкает, – исчезновение желания походить на мать. Рядом с фотографиями высушенный цветок служит напоминанием о Гансе.

Флосси находит, что отпускать желания – не всегда облегчение, скорее расставание. Желание по-прежнему существует, оно просто пошло другой дорогой. Она иногда видит его, вдалеке, машущим с высокого холма. Хитрость, задача – в том, чтобы продолжить путь по своей дороге и не оборачиваться.

Шум бомбардировщиков затихает, когда они улетают в глубь острова, направляясь к своим целям. Флосси уверена, что не сможет снова уснуть, зная, что скоро зазвенит будильник разбудить ее и других девушек из Земледельческой армии, но все равно спит, урывками.

Девушки встречают будильник стонами и одеваются под покрывалами, натягивая джемперы и комбинезоны. Они выходят в утро, единственные бодрствующие на пустых улицах, за исключением дружинника противовоздушной обороны, идущего домой, и забираются в телегу, прицепленную к трактору. Тот тряско везет их к доильным навесам, а они дружелюбно ворчат, прислоняясь друг к другу.

– Я не хотела вылезать из постели, – говорит Флосси.

– Без тебя все было бы не так, – говорит Барбара, а Ирен предлагает засахаренную лимонную дольку из бумажного пакета. Ширли берет Флосси под локоть и начинает насвистывать. Флосси открывает конфету, оглядывается на удаляющийся спящий город и думает: я так далеко от тех мест, где я себя представляла.

Но она не спит и двигается, проснувшись достаточно рано, чтобы увидеть утренний сельский ландшафт, все еще укрытый мягкими слоями тумана, нежную дымку полей и пойменных лугов, петляющую сквозь них реку, светлеющее на востоке небо, первые детские завитки печного дымка из фермерских домиков, и птиц, уже поющих из каждой живой изгороди: все еще живы, все еще живы.

Клодин, Жильберта

Июнь 1943

Приземляется она совсем не там, где ожидала. Те, кто встречает ее, называют ей место в ста милях оттуда, чтобы скрыть точку их приземления. Она обнаруживает это только несколько дней спустя, и это не отпускает ее – что даже те, кто с такой теплотой встречал, при необходимости радостно соврут. Так здесь идут дела.