Театр китового уса

– Я тоже, – доносится веселый ответ, и Флосси переходит на пение первых строчек «Серебряных крыльев в лунном свете».

– Я скоро пойду на прогулку, хочешь присоединиться? – говорит Кристабель.

– Я бы с радостью, но Бетти меня уже подписала на охоту за остролистом.

– Понятненько, – говорит Кристабель. Она выравнивает одну из банок и выходит из кладовой, идет по лестнице в основной дом, где на мгновение замирает среди пыльного великолепия Дубового зала рядом с пустым доспехом.

Конечно, она и до войны проводила время вдали от Чилкомба, но никогда не могла представить, что может однажды вернуться в родовое гнездо и чувствовать себя в чем-то лишней, избытком к требуемому. Она качает головой и идет в кабинет отца. Она напишет еще одно письмо старшим офицерам, снова попросит отослать ее во Францию, напомнит о своих великолепных отметках во время подготовки.

Она напишет письмо и сбегает на почту, будет держать себя в форме, готовой. Так она и поступит, думает она, стоя в холодной комнате в окружении изображений лошадей и историй битв.

Расколоты бурей

Декабрь 1943

Кристабель наказывает Брюэрам провести Рождество с родственниками в деревне, сказав им, что нет смысла торчать в Чилкомбе, когда там нечего делать. Флосси уходит на обед Земледельческой армии в отеле Дорчестера и может вернуться к вечеру, если будет в состоянии крутить педали, что кажется сомнительным, а Моди останется в Веймуте.

Перед уходом Бетти застывает в дверях с ощипанной курицей, смотрит, как Кристабель зажигает сигарету от плиты, и спрашивает:

– Вы уверены, что будете в порядке?

– Насколько это сложно? – говорит Кристабель, забирая у нее курицу. – Я запихну ее в духовку, а потом снова достану.

– Я не буду на это отвечать, мисс Кристабель, потому что сейчас время доброты, – говорит Бетти.

Кристабель шарит по карманам и передает Бетти брусок французского лавандового мыла, завернутого в упаковочную бумагу.

– Счастливого Рождества.

– Богом клянусь, я несколько лет такого мыла не видела.

У Кристабель есть еще один брусок для Флосси, и она кладет его на кухонный стол, думая о француженке, которая дала его ей, – молодой медсестре, которая давала ей приют в горах и перед отъездом вложила мыло ей в руки, сказав, что это подарок от Франции. Она не знает, жива ли еще эта женщина – в газетах пишут, что коллаборационистское правительство Виши намерено «разгромить бандитов» Сопротивления.

Рождественским утром Кристабель оглядывает курицу, ее белую сморщившуюся плоть, и убирает в кладовую, где до нее не доберется кот. В доме тихо и холодно. Одинокое Рождество, думает она, и мысль почти приятная, пока она не задумывается о том, как проводит Рождество Дигби, и мрачные предчувствия вновь ее захлестывают.

Она лихорадочно вытряхивает эти мысли из головы, пока ее не окружают только звуки пустого дома. Часы на кухне. Ветер снаружи. Она не может представить, чтобы кто-то проводил Рождество в Чилкомбе в одиночестве. Празднования прошлого были, наверное, крупными торжествами, полными пышных платьев и пожеланий счастья и добрых дел, в соответствии с традициями, в соответствии с приличиями. Столь многому надо соответствовать, и столько энергии тратить на это, будто они были носильщиками, удерживающими дом и его обычаи на паланкине. Какое счастье, что она может делать только то, что пожелает.

Кристабель берет радио и выносит его в Дубовый зал. Она хочет слушать его на чердаке, где будет разбирать старую одежду, чтобы проверить, нет ли там того, что подошло бы женщинам в деревне. Мебель в зале теперь укрыта старыми простынями, а брезент, который закрывает дыру в крыше, все время срывается, пропуская дождь. Она устанавливает радио на укутанное чехлом пианино, включает его и вертит ручку, пока из динамика с треском не прорывается звук далеких церковных хористов.

Когда она снова спускается вниз со стопкой одежды, барабаны по радио выбивают государственный гимн, а затем сам король своим дедушкиным голосом говорит с Британским Содружеством и Империей и ее мужественными союзниками. «В этот день, из всех дней в году, ваши мысли будут в далеких местах, а ваши сердца с теми, кого вы любите».

Погода снаружи ухудшается – порывы ветра и потоки дождя. Даже не глядя на небо, Кристабель знает, что до полнолуния два дня, и подозревает, что даже храбрые Лунные эскадрильи не посмеют сегодня вылететь. Она выключает короля и относит его вниз на кухню, где он возобновляет свою речь. «Дом и все, что дом значит, – говорит он сквозь резкое облако жужжащих помех, – расколоты бурей, какой никогда не видели прежде».

* * *

Когда Флосси возвращается поздним вечером, в Чилкомбе пусто, и только шипящее радио громко передает Рождественские сообщения от членов войск, размещенных на Цейлоне. Обыскав дом и участок, она находит Кристабель в амбаре у моря, укрытую старой мешковиной и с бутылкой бренди.

– Что ты здесь делаешь, Криста? Я тебя везде ищу, – говорит Флосси, стряхивая дождь с зонта.

Кристабель открывает один глаз.

– Ты поверишь, что здесь теплее, чем на чердаке?