Театральная секция ГАХН. История идей и людей. 1921–1930

7. Одним из существенных моментов, благоприятствующих «творческому состоянию», является произвольное ослабление мускульной напряженности тела.

8. Произвольная сосредоточенность внимания на какой-либо конкретной задаче является вторым моментом, благоприятствующим творческому состоянию актера на сцене. Она устраняет в нем «актерское самочувствие», создавая внутреннюю независимость от публики, и повышает его художественное воздействие.

9. Третьим моментом, содействующим творческому процессу актера, является произвольная установка им своего внимания на представлениях и образах, связанных с исполняемой пьесой, которые становятся для него как бы новой реальностью, более правдивой, чем сама жизнь, и вызывают в нем волну непосредственных ощущений и чувств.

Прения

Председатель – А. А. Бахрушин.

В. В. Яковлев указывает, что некоторые данные о творчестве актера применимы и к музыкантам. Ему приходилось изучать творчество Чайковского[1381], и оказывается, что Чайковский научил себя приступать к работе независимо от настроения и постепенно, в результате сосредоточения внимания, входил в работу, и получались блестящие куски. Так постепенно в течение дня он приходил к состоянию вдохновения. Правильно подмечена черта о необходимости чувства независимости от публики для творчества. Об этом сообщали и пианисты. Так, они говорили, что, когда они владели собой, они лучше играли, чем при сознании своей зависимости от публики.

Н. А. Попов сообщает, что ему приходилось видеть игру загипнотизированных актеров. Актрисе внушили, что она хорошо знает роль, которую она на самом деле она плохо исполняла, и вот оказалось, что она прекрасно ее выполнила. Имеет значение сознание того, насколько разработана роль.

В. Г. Сахновский ставит вопрос о том, можно ли сказать, что признаки актерского процесса, приведенные Станиславским, общезначимы.

Л. Я. Гуревич сообщает, что такие общечеловеческие явления, как расторможение, наличное в творческом процессе актера, общезначимы. Это новое, что дал Станиславский.

В. Г. Сахновский указывает, что ему приходится видеть работу актеров школы Станиславского. При этом он заметил, что крупные актеры не ставят себе задачу освобождения от напряженности, возможно, эта ступень уже пройдена ими. Как будто самое главное для них – «нажить роль». Для этого им нужно как-то уйти от жизни. Так, Москвин[1382] делает это в очень неудобной для партнера форме: он что-то шепчет, бегает, курит. Качалов[1383] для того, чтобы «нажить роль», смотрит на всех, следит за игрой, пробует на все лады, обдумывая каждый момент. Когда же он находит, однако, какой-то момент связи между кусками, то забывает все моменты обдуманные. Спрашивается, что, сдержанность чувств важна для актера? Качалов шел по пути заглушенности своих чувств в постановке «У царских врат»[1384]. Но это объясняется тем, что у него нет темперамента.

Далее Сахновский сообщает, что ему приходилось в его театральной работе видеть замечательных актеров не школы Станиславского. В существе все актеры (большие) делают одно и то же: они ищут так называемое «зерно роли» – все ищут и подтекст. Освобождение же мышц, может быть, и не занимает такого большого места в плане поставленных ими задач.

Относительно учения Станиславского о значении аффективной памяти его примеры говорят, что это присуще известному типу творчества. К нему принадлежит и сам Станиславский. Станиславский сам не обращается к бессознательному, это сказывается и на его советах. Важно было бы констатировать, каков тип творчества, к которому принадлежит Станиславский. Первая часть книги очень интересна в этом плане. Характерно, что он очень много уделяет внимания тем мелочам и фактам, среди которых он рос. Этот подход к жизни его самого очень характеризует, и так же способы обучения актеров.

Н. А. Попов отмечает, насколько актеры ошибаются в своих суждениях о своей работе. Так, актер Бравич[1385] часто говорил: «Сегодня я хорошо играл», а на самом деле он играл скверно. Николай Александрович сообщает, что ему приходилось играть вместе со Станиславским в «Отелло»[1386], в «Уриэле Акосте»[1387] и никакого подъема в Станиславском он не ощущал, даже в страшных сценах. Станиславский – актер рассудочного типа, и техника его – техника спокойной, рассудочной игры. У Певцова[1388], Ермоловой всего этого не было. Певцов – оргиаст, напряжение мышц огромное, а вместе с тем игра размеренная. Станиславский – актер конкретики, поэтому для того, чтобы играть Отелло, ему захотелось поехать на Крит.

П. А. Марков говорит, что наиболее важный вопрос – это о том, применима ли система Станиславского ко всем актерам. Практика не опровергает его теории. Примеры не доказательны. И если Ермолову, скажем, крючило, то с точки зрения Станиславского это недостаток в эстетическом плане. Самое дорогое для Станиславского – это какая-то внутренняя свобода в творчестве. Станиславский очень любит Сальвини, потому что замечал в нем такую свободу.