Театральная секция ГАХН. История идей и людей. 1921–1930

Я еще раз возвращаюсь к мысли о «пестроте». Как руководитель группы я принимаю это замечание, но я должен сказать, что из этой пестроты и разнообразия возникает сумма вопросов, которая нами на будущий год должна быть конкретизирована и дифференцирована. Мы определили три основные темы и, кроме того, текущие вопросы, которые всем нам ясны. Недостаток работников и времени не позволил нам поставить и разрешить все необходимые вопросы.

Относительно связи с театрами скажу, что Художественно-политический совет Большого театра обращался к нам за советом и был удовлетворен. Так же и другие театры. Более выразительно и более часто это будет, конечно, происходить после некоторой проделанной нами работы.

У нас предстоит еще два-три доклада существенного значения на определенные темы, с определенной установкой: о советской опере, о советской драматургии, о музыкальном театре. Изучение всех этих вопросов не может развернуться без подготовительной работы, которую мы проводили по мере наших сил в таком большом деле, как оперный театр.

<С. И.> Амаглобели. Прислушиваясь к прениям, я убеждаюсь, что, с одной стороны, имеется слишком много самокритики со стороны Президиума ГАХН, а с другой стороны – слишком мало самокритики со стороны Театральной секции. (Амаглобели, конечно, говорит в первом случае о «критике», но рука стенографистки привычно выводит «самокритики». – В. Г.)

Для того чтобы чего-то требовать от Театральной секции, нужно определить сумму требований. Нельзя же подходить так, что «было бы хорошо, чтобы Театральная секция сделала все, было бы хорошо, чтобы Театральная секция сделала все, что от нее требуют». Так нельзя ставить вопрос. Указывают на то, что тратятся колоссальные средства на постройку новых театральных зданий, а что же сделала Театральная секция? Сказать очень просто, но постарайтесь в течение трех месяцев при двойной реорганизации поставить эту работу так, чтобы дать Госплану готовые проекты и т. д.

Здесь говорили также о «случайности» работы. С одной стороны – книга Волкова, с другой – доклад Амаглобели о грузинском театре, и т. д. Действительно, никакой связи нет. Но было бы сухим академизмом составлять академические планы изучения театра вообще и не изучать тот живой процесс, который происходит перед нами. Книга Волкова – явление не случайное, а закономерное. Если у членов Театральной секции есть определенные ошибки, то нужно их исправлять, но сама постановка <проблемы> была достойна внимания.

Почему появился доклад о грузинском театре? Потому что грузинский театр появился в Москве, и вся Театральная секция захотела послушать справку об этом театре. Изучается Растеряева улица[1448], потому что нужно обратить внимание на нашу театральную жизнь – как на научную сторону, так и на театральную практику. В этом отношении в работе Театральной секции не может быть такого положения, когда не будет пестроты тем. Мы не можем также говорить, что Театральная секция проводила недостаточную работу в отношении исправления театральной критики. Мы сами же в Президиуме сняли этот вопрос, а теперь требуем сдать для реализации векселя, по которым мы отказались кредитовать. Если бы Театральная секция перешла на свой производственный план, то к ней не предъявлялись бы те требования, которые предъявляются теперь.

Здесь говорили о руководстве Театральной секции. Разрешите мне поэтому остановиться на тех ошибках, которые мы имели в Театральной секции. Обеспечивали ли мы достаточное количество работников этой секции, как и других секций? Нет, не обеспечивали. Это произошло не потому, что нельзя было найти еще пять-шесть театроведов, но это произошло потому, что, работая с другими секциями, мы не уделили должного внимания Театральной секции. Это наша вина и, может быть, в первую очередь, моя, поскольку я как ученый секретарь Академии должен был равномерно распределить свое внимание между секциями. Но в этом отношении я должен сказать, что и сама Театральная секция не проявила достаточной активности.

Разрешите по линии Театральной секции перейти к самокритике.