Театральные подмостки (СИ)

Единственный, кто не веселился, это Стас. Видно, что он маниакально всего боится. Судя по всему, та трусость для него усугубилась в махровую паранойю. Он стоял, вплотную прижавшись спиной к берёзе, опасаясь, видимо, что кто-то подкрадётся сзади и ударит его по голове или ножом в спину. В глазах его поселился неизбывный страх, во всём облике чувствовалась крайняя пришибленность, а голос был тих и угодлив. Он постоянно глотал какие-то таблетки, видимо успокоительные, и всё равно отчаянно волновался, то и дело вытирая пот со лба.

-- С самого утра неприятности... одна за другой. Какой страшный день, а мне волноваться нельзя. Вот уже давление поднялось. У меня целый букет нервных заболеваний. Врачи ничего понять не могут, говорят, какие-то новые синдромы, неизвестные медицине. Наверняка -- неизлечимо. Сказали, что у меня может начаться размягчение мозга.

-- Да не стони ты! -- прикрикнул на него Графин, который, наоборот, был похож на отчаянного головореза, старающегося нарваться на любую неприятность.

Он катал желваки на скулах, с прищура смотрел по сторонам и мрачно гоготал над шутками. Видно было, как он еле сдерживает рвущуюся наружу постоянно мучавшую его злобу.

А в простеньком гробу и правда лежала Ксения... Но как ни странно, лицо её было как-то размыто, и видел я её весь сон только с отдаления.

Я проснулся, когда всех позвали прощаться. Поэтому не видел, как опускали гроб. А потом потянулась череда страшных спектаклей... Я думал, что свихнусь.

Каждый день начинался с того, что в зал натекали зрители, а я чудесным образом оказывался на своём, невесть кем подписанном месте в первом ряду -- на спинке вензелями красовалось "Бешанин". Потом поднимался занавес, и я с утра до вечера смотрел очередной кошмарный спектакль о жизни Ксении... Каждое представление длилось по десять -- пятнадцать часов. Только представьте: пятнадцать часов страшных откровений, от которых волосы на голове дыбились и кровь в жилах стыла... И ладно бы я был один, а то ведь полный зал знакомых мне людей. Ольги Резуновой и Николая Сергеевича, правда, не было, но я видел своих друзей и многих наших актёров и актрис, которые всякий раз садились не ближе десятого ряда, словно не желая со мной общаться. Сторонились меня и мои родственники. А вот родителей, бабушек и дедушек, я опять так и не увидел. И слава Богу. Рядом со мной слева сидела костлявая ягишная старушенция, со злыми колкими глазами, кривая усмешка не сходила с её лица, а справа -- очень толстый неприятный мужчина, который всё время что-то жевал. И вообще вокруг меня сидели какие-то отвратные личности -- уголовники, бомжи, алкаши, помешанные и дегенераты, словно я угодил в компанию, которую заслуживаю.

Это были совершенно необычные спектакли, скорее, живое кино, со всеми его возможностями, когда можно что-то вырезать или что-то вставить. Конечно, такое кино можно увидеть только в тустороннем мире.

На сцене разыгрывались реальные жизненные истории, с которыми я уже сталкивался в чужих гадких жизнях. Видимо, для ознакомления меня туда и закидывали. Получается, намеренно готовили к этим спектаклям, показав самые неприглядные, судьбоносные и разрушающие жизнь куски. И вот теперь эти же куски перетащили на театральные подмостки, превратив в мизансцены. Своеобразная инсценировка по мотивам, где кое-что незначительное вырезано, немного приукрашено, как и подобает для сцены, кое-что добавлено, но главное, жёны этих отвратных личностей были заменены... на Ксению. В первом спектакле Ксения стала женой мясного директора вместо Альбины, во втором -- жила с циником Оскаром в гражданском браке, в третьем -- с трусливым и мнительным Стасом вместо Катерины, в четвёртом -- с алкашом-уголовником Графином взамен Нелли. Притом Ксения не копировала характер и поступки той же Альбины, которая в приступах ревности была отвратительна. Везде она была сама собой, милой и прекрасной во всех отношениях, и голос её, мягкий и с добринкой, звучал завораживающе.

И вот через эти странные постановки я в полной мере и во всей красе увидел, как могла сложиться жизнь Ксении по всевозможным прихотям судьбы.

У всех спектаклей были просто издевательские названия с одним и тем же смыслом: "Суженого и кривыми оглоблями не объедешь", "От судьбы не уйдёшь", "Суженый на роду написан", "Пары соединяются на небесах".

Согласитесь, трудно и немыслимо представить встречу Ксении со всеми этими людьми, а тем более совместную жизнь, даже при всей изощрённости жизненной драматургии, с её странными перипетиями и безмерной глупостью. И всё же я увидел, как это могло быть. А ещё, признаюсь, я каждый раз ждал -- то ли со страхом, то ли, наоборот, с надеждой, -- что будет спектакль про мою прошедшую жизнь, где Ксения заменит Леру. Но этого так и не произошло.